Ветреное сердце Femme Fatale. Валерия Вербинина

обратно.

      – Лиза!

      Произведенная в горничные по случаю приезда новой хозяйки Лизавета явилась на зов через минуту. К ее рукам прилипло несколько кусочков зеленого лука, и она машинально вытерла их о передник.

      – Ну так что там с обедом? – спросила Амалия.

      Лиза, краснея, ответила, что Дмитрий Матвеич уехал в город за трюфелями, но если барыне угодно, то они приготовят обед по-простому, по-деревенски. Кулебяка, щи, язык, рыбное, слоеные пирожки…

      – Зачем мне трюфели? – проворчала Амалия, которая не ела с самого утра и успела прилично проголодаться. – Подавайте то, что есть!

      Торжествуя, Лиза упорхнула и через некоторое время воротилась доложить, что кушать подано. За это время Амалия успела переодеться в более простое кремовое платье, снабженное турнюром с тремя перехватами, и Лиза, гордая своей новой должностью, тотчас же решила, что их новая хозяйка – дама хоть куда и даст сто очков вперед задаваке Ольге Пантелеевне, не говоря уже о Вере Дмитриевне и прочих дамах.

      Когда Дмитрий вернулся, таща с собой коробку с трюфелями, Пелагея уже мыла посуду.

      – Привез? – буркнула кухарка. – Ладно, подадим уж твои трюфели на ужин. Только лошадей зря гонял.

      Слуга отдал ей коробку и спросил, чем сейчас занимается хозяйка.

      – У, такая обстоятельная, такая основательная дама, – отозвалась Пелагея. – Сразу же видать, что из столицы. Обо всем расспрашивала: и о судье покойном, и о его родичах, и о крестнике, господине Пенковском. Про городских спрашивала, кто да что собой представляет. Потом справилась насчет нашего жалованья и всем его повысила. Лизавета нонче у нее горничная, ей больше всех прибавила, но и нас с тобой не забыла, по пять целковых накинула.

      Дмитрий повеселел и ущипнул Пелагею за бок. Дела явно шли лучше, чем он предполагал.

      – Уйди, ирод! – прошипела кухарка, делая страшные глаза.

      – А теперь она чем занимается? – спросил слуга.

      – Известно чем, – фыркнула Пелагея. – Имущество обсматривает, что да как. По всем комнатам ходит и проверяет.

      Сверху донесся мягкий фортепьянный аккорд. Последняя нота долго дрожала в воздухе, прежде чем раствориться в безмолвии.

      – Настоящая хозяйка, – молвила кухарка с уважением и ничего более не сказала.

      …Наверху Амалия опустила крышку рояля, который был совершенно расстроен и покрыт густым слоем пыли. Она уже осмотрела все помещения на первом этаже и теперь обходила второй. Здесь были полутемные комнаты с портретами строгих неулыбчивых людей на стенах, чуланы, забитые рухлядью, бильярдная с большим столом, сукно на котором из зеленого со временем превратилось в сероватое, спальни, в которых стоял нежилой дух и пахло мышами. Амалия наугад открыла один из шкапчиков представительного вида и увидела, что он набит пустыми бутылками. В соседней комнате она обнаружила буфет с наливками, причем каждая бутыль была снабжена точной этикеткой на манер аптекарской сигнатурки.[11]

      За

11

Этикетка лекарства (выражение эпохи).