Маркиз и маркиза Ангелов. Вера Авалиани

сама начинала массировать себе грудь под душем. Ей хотелось, чтобы Влад не был таким закомплексованным из-за протеза: он старался при ней не мыться. Вот и сейчас Настя начала себя ласкать под струями воды. И получила удовлетворение. Но ей хотелось больше проявлений страсти со стороны Влада.

      Сегодня они занимались сексом три раза. И стонов последний раз почти не было с обеих сторон. Ее вагина была сухой и горячей. От этого Владу было лучше, а ей – хуже. Что это – охлаждение?! Нужно ей больше секса или меньше? Кончала ли она хоть раз? Ей казалось, что временами процесс ей очень нравился, но в воображении ее и во снах он протекал лучше, чем наяву.

      Настя никогда не унижалась до того, чтобы даже в интернете смотреть какие-то ролики про секс. И теперь пыталась раздобыть порно и посмотреть его, пока спит ее партнер. Но там все стонали искусственно, театрально, и все выглядело пошло.

      Настя боялась сказать Владу, что ничего такого, о чем пишут в романах, она не испытывала. Но ведь они вместе еще так мало! И особенно мешает зацикленность парня на том, чтобы она не видела его укороченную хирургом ногу. Это мешает ему и ей. А ведь они записывают на диктофон звуки секса. И, получается, такая монотонная мелодия, какую они высекают друг из друга, когда им будет по шестьдесят лет, их инстинкты вряд ли будет бодрить?

      Девушка привыкла, что всему надо учиться. И вышла в спальню с хитрой улыбкой.

      Влад улыбнулся ей полусонно и подвинулся в постели. Но Настя не легла рядом, а опустила плотные жалюзи, превратив тем самым ясный, беспощадный свет в мягкий, такой, как на закате. И поставила в музыкальный центр один из дисков с записью музыки Клода на слова Софьи. И услышала их по-новому.

      На сдержанном мычании и выдохах, а не на вскриках и стонах, как на других дисках, звучал такой текст, который начитывал Влад в те времена, когда они с Настей еще не были знакомы:

      Чужая женщина:

      И мне, и всем чужая!

      Она одна, когда ее ласкаю.

      Она одна, даже когда я в ней!

      Самодостаточна –

      – ну, или что-то вроде.

      Великолепно слепленное боди,

      И эта алебастровая кожа.

      Вся целиком – на статую похожа.

      Только ее никто не «оживил».

      Она мерцает в склепе простыней.

      И шелк белья такой же гладкий,

      как и нагота на ней.

      Но холод глаз опять меня стесняет.

      Но и прохлада эта возбуждает.

      И я своим «резцом» в нее врываюсь,

      Я знаю, что от трения растает,

      Возможно, весь крион в ее крови.

      Но речи нет о страсти и любви.

      Но, а пока я все еще пытаюсь,

      Ее, будто сосульку, облизал я.

      Ее соски как будто обгрызал я.

      И что-то будто хрустнуло внутри.

      Достоинствами Снежной королевы,

      наверно, обладает моя Ева,

      Но и сейчас, и навсегда я знаю:

      Она нигде, ни с кем не возгорает!

      И, хотя ни внешне, ни внутренне Настя не была