Исполнение мольбы. Вера Авалиани

странный узор: словно мишень, только наполовину стерлась. Одна мысль об этом придала прыти отцу.

      Вдруг это стало самым важным – успеть спасти этого мальчишку, на которого ни один из родителей много времени не тратил.

      Клод ведь осознал, что и он сам тоже виноват в том аду, в котором родился малыш.

      Жар этого маленького колотящегося в хрипах тельца не мог остудить ни ливень, не ветер. Но могла погасить смерть.

      Клод ворвался в приемный покой большой стеклянной снаружи больницы и буквально прижал собой к стене проходившего врача, бормоча угрожающе «помогите».

      – Но у нас больница для взрослых, мы не можем принять ребенка.

      Врач – пожилой и жалостливый, имел алый след от подушки на щеке. И желание его начать лечить того, кого ему не полагается, было минимальным.

      Но он вроде бы все же склонялся к тому, что нужно сделать исключение. Уж больно сильно хрипел мальчик на руках у промокшего отца.

      – Он умрет, если сейчас ему не ввести антибиотик, доктор. Умоляю, умоляю или угрожаю – на ваш выбор. Но сделать это вам придется все равно.

      Ангел доктора Радзински надавал своему подопечному крыльями по физиономии, заставляя окончательно проснуться и начать действовать.

      Доктор все еще медленно набирал лекарство в шприц, потом высморкался, пробурчал что-то.

      – Что?! – заорала в ответ отец, у которого даже руки тряслись от страха за сынишку.

      – Я спросил, что с ним случилось, с малышом.

      Клод попытался сформулировать мысль как можно короче: – Ребенок лежал в холодной воде в коляске на балконе, а его мать пьяная валялась в постели, закрывшись от его воплей дверью на террасу.

      Кажется, слова оказались верными. Клод перестал быть для этого на все насмотревшегося врача папашей – паникером, он стал его соратником по борьбе с женами, страдальцем.

      Поэтому укол был сделан быстро. Медсестра привезла каталку, потом увезла мальчика вглубь помещения. Врач крикнул ей вслед: – В реанимацию. И присмотрите за ним. Не надейтесь на помощь матери. Похоже, ее у него нет.

      Клод встрепенулся: – Еще есть. Но если сын умрет и ей не жить, хоть она и чемпионка по стрельбе. Клод шел вровень с каталкой до двери, намереваясь оставаться возле сына. Малыш дышал с присвистом, будто что-то внутри у него порвалось или ему, как резиновому пупсу, вставили внутрь «пищалку».

      От аналогии с неживым пупсом Клоду стало еще хуже. Он принялся обмозговывать: надо ли позвонить в полицию или в какую-нибудь социальную службу, чтобы они сейчас же приехали и застали Жизель в том виде, что и он. Тогда можно взять у них подтверждающий ее недостойное поведение документ, присовокупить у нему выписку из истории болезни сына, отсюда, из больницы. Тогда Жизель точно лишат материнских прав.

      Но то, что никто ее не лишит умения стрелять – это точно. А, значит, жизни Фредди и Клода всегда будут под угрозой из-за несомненной мстительности Жиз.

      К;аталку довезли до реанимационного отделения. Клод хотел войти и туда. Но врачи