Прежде чем я упаду. Лорен Оливер

и совсем унизительно, если меньше пяти, – обычно это значит, что ты урод или тебя никто не знает. Либо и то и другое вместе. Иногда ребята подбирают упавшие розы и добавляют в свои букеты, но это всегда заметно.

      – Ну? – косится на меня Линдси. – Ты волнуешься? Большой день. Ночь открытия. – Она смеется. – Извини за каламбур.

      – Ерунда.

      Я пожимаю плечами, отворачиваюсь к окну и гляжу, как стекло запотевает от дыхания.

      Родители Роба уезжают на выходные, и пару недель назад он предложил мне остаться у него на всю ночь. Было ясно, что на самом деле он хочет секса. Несколько раз мы были на грани, но на заднем сиденье «БМВ» его отца, в чужом подвале или в моей берлоге, пока родители спали наверху, мне всегда становилось не по себе.

      Так что когда он предложил остаться на ночь, я согласилась без размышлений.

      Линдси верещит и бьет ладонью по рулю.

      – Ерунда? Ты серьезно? Моя детка выросла.

      – Я тебя умоляю.

      Мою шею заливает жаром, и я догадываюсь, что кожа наверняка пошла красными пятнами. Обычное дело, когда я смущена. Никакие дерматологи, притирки и пудры не помогают. Когда я была помладше, ученики распевали: «Угадайте, что такое: красно-белое, чудное? Сэм Кингстон!»

      Я едва заметно качаю головой и протираю стекло. Мир за окном сверкает, словно покрытый лаком.

      – Кстати, напомни, когда вы с Патриком начали? Месяца три назад?

      – Да, но с тех пор мы наверстали упущенное время, – усмехается Линдси, подскакивая на сиденье.

      – Фу, перестань!

      – Не волнуйся, детка. Все будет хорошо.

      – Не называй меня деткой.

      Это одна из причин, по которой я рада, что решила сегодня переспать с Робом: наконец-то Линдси и Элоди перестанут надо мной потешаться. Слава богу, Элли до сих пор девственница, а значит, я не буду последней. Иногда мне кажется, что в нашей четверке я вечная отстающая, вечный наблюдатель со стороны.

      – Я же говорю, это ерунда.

      – Тебе виднее.

      Линдси заставила меня понервничать, и по дороге я пересчитала все почтовые ящики. Неужели завтра мир покажется другим? Неужели завтра я буду казаться другой? Надеюсь, что да.

      Мы заезжаем за Элоди, и не успевает Линдси нажать на гудок, как дверь распахивается и Элоди скачет по ледяной дорожке на трехдюймовых каблуках, как будто ей не терпится сбежать из дома.

      – У тебя соски от холода сквозь куртку не торчат? – спрашивает Линдси, когда Элоди забирается в машину.

      Как обычно, на Элоди только тонкая кожаная куртка, хотя в прогнозе погоды передавали, что температура не поднимется выше нуля.

      – Что толку круто выглядеть, если этого никто не видит?

      Элоди трясет сиськами, и мы покатываемся со смеху.

      Когда она рядом, невольно расслабляешься; вот и у меня перестало крутить в животе.

      Она щелкает рукой, и я передаю ей кофе. Мы все пьем одно и то же: большой ореховый, без сахара, двойная порция сливок.

      – Смотри, куда садишься. Раздавишь