Чертополох. Лесовичка. Варвара Шихарева

огрубели, квадратная челюсть словно бы утяжелилась, тёмно-каштановые волосы по своей густоте теперь действительно напоминали мех… Это ж сколько ему стукнуло – двадцать четыре? Двадцать пять?

      – Эрка… Можно с тобой поговорить?.. Это важно… – Румянец схлынул с лица парня почти так же внезапно, как и появился, оставив после себя полотняную бледность, а я отступила на шаг и кивнула. Ирко перешагнул невысокий плетень и, взявшись за непокорный куст, вытащил его из земли так, будто у того корней совсем не было – только кистью чуть шевельнул, и всё… Я же, наблюдая за парнем, потихоньку начала приходить к тем же выводам, что и дурочки у колодца, – Ирко сватается! Да и как иначе объяснить эту не свойственную ему прежде разговорчивость, надетую в будний день праздничную рубаху, до блеска смазанные сапоги… Ирко же, отбросив бурьян, подошёл ко мне:

      – Я на днях у Кветки был… Не просто так… Попросил её мне невесту найти, а она сказала, что ты до сих пор одна живёшь… – Тут он впервые оторвал взгляд от земли и, посмотрев прямо на меня, глухо произнёс: – Выходи за меня, Эрка? Не могу я больше сам по себе!.. Тошно!..

      Глаза у Ирко оказались необычайно красивые – большие и добрые, они напоминали цветом гречишный мёд, в котором утонули солнечные лучи… А ещё в них стыла такая тоска, что я мгновенно поняла: ему действительно тошно! Плохо так, что хоть петлю на шею или в омут с головой!.. Я вздохнула:

      – Понимаешь, Ирко, я ведь не одна – у меня мать на руках, и она… – Решив, что, вместо того чтобы полчаса объяснять, лучше один раз показать, я, оборвав себя на полуслове, направилась в дом, махнув Ирко рукою. – Пойдём…

      Мать сидела на своём обычном месте, почти утонув в выстеленном одеялами кресле, – руки бессильно лежат на коленях, глаза полузакрыты, голова медленно перекатывается из стороны в сторону по подстеленной подушке: влево-вправо, влево-вправо. Именно по этим движениям и можно было определить, когда мать не спит… Хотя… Вряд ли это бессмысленное существо всё ещё было моей матерью – скорее, её оболочкой… Напоминанием…

      Ирко, зайдя в комнату, вежливо поздоровался, а мать, конечно же, его не заметила. Я подошла к креслу, поправила подушку и, положив руку на высокий подлокотник, повернулась к нежданному жениху.

      – Вот моя мать, Ирко. Она не в себе – не говорит, никого не узнаёт, ничего не замечает… Это не лечится, а ухаживать за ней надо как за младенцем. Кормить, мыть, менять подгузники, переодевать…

      Ирко решительно шагнул вперёд, его огромная, жёсткая ладонь накрыла мою:

      – Я буду помогать, Эрка!.. Дом от отца мне большой достался – места всем хватит. Всё устрою как надо, ты только скажи…

      Я изумлённо посмотрела на него. Если бы на месте Ирко оказался любой другой сельский парень, то дверь моей хаты хлопнула бы раньше, чем начались пояснения, но Ирко не просто остался… Чужое горе словно бы преобразило его – в мгновение ока он посуровел и ещё больше повзрослел, тоска во взгляде сменилась заботливой серьёзностью.

      – Я ведь не знал, что тебе так трудно, – Кветка