Тобол. Много званых. Алексей Иванов

Степановна, бросая карты. – Родную- то матушку обжуливать!

      Матвей Петрович усмехался, поглядывая на жену и дочь. Ему нравилась простодушная хитрость Дашки, унаследованная, конечно, от Евдокии Степановны, нравилось и то, что Дашка, похоже, будет толстой, как мать.

      Портьера отодвинулась, и появилась испуганная физиономия Капитона.

      – Госу!.. – прошептал он и исчез, отдёрнутый Петром за шиворот.

      Пётр тоже был без парика, в домашнем засаленном шлафроке, с платком на шее, в разношенных башмаках. Слуги сразу низко склонились перед царём, Гагарины тоже вскочили и поклонились.

      – Худэ морхен! – весело сказал Пётр по-голландски.

      Нянька бросилась к Матвею Петровичу, взяла из его рук ребёнка и бесшумно убежала из гостиной. Слуги тоже попятились в дверь. Пётр озирал гостиную Гагариных, поправляя усы. Фряжская мебель на львиных лапах, камин закрыт китайской ширмой, зеркала, лепнина, канделябры.

      – Видел я, у твоего лакея, Петрович, морда исцарапана, – сказал Пётр, опускаясь в кресло. – Никак, ночью впотьмах бороду спиливал?

      – Ежедень броемся, – соврал Матвей Петрович.

      – Да садитесь же вы, – махнул рукой Пётр. – Ваш дом.

      – Кофию государю! – крикнул Матвей Петрович.

      – Как, Петрович, жизнь сибирская?

      Пётр был на двенадцать лет моложе князя и звал его по отчеству.

      – Работаем, – с достоинством сказал Матвей Петрович.

      – Читал твой экстракт в Сенате. Хвалю. Когда плата за соболей будет?

      – Пушные обозы на прошлой неделе должны были прибыть в Варшаву. Ожидаю, к Благовещенью деньги вернутся.

      Сибирский приказ, которым руководил Гагарин, сам собирал в Сибири пушную казну и сам продавал меха в Европе, а в казну шли уже деньги.

      – Долго! – Пётр дёрнул ногой. – А китайский караван чего?

      – За него получилось сорок две тысячи рублей, кошель с печатью я уже снёс Лексей Василичу Макарову, твоему секретарю. А в Посольский приказ сдал девяносто пять тысяч за казённый груз.

      – Мало.

      – Оно, считай, караван восьмого года, пока я этим делом не заботился, – пояснил Матвей Петрович. – А я китайский доход утрою.

      – Кто караван водил?

      – Михайла Гусятников.

      – Знаю его. Не вор.

      С китайскими караванами Пётр отправлял и свои личные товары – ситец, моржовый клык из Архангельска и пушнину. На самом деле Михайла Гусятников продал царский груз только за тридцать семь тысяч – дороже китайцы не давали, и Матвей Петрович добавил в царскую прибыль из своего кармана, чтобы государь был доволен и считал себя умелым негоциантом. Ежели царь доволен, то не полезет разбираться в деле, в котором у Матвея Петровича был собственный особый порядок и интерес.

      Вошёл денщик Петра; в одной руке он нёс кувшин с кофием, в другой руке – оловянную шкиперскую кружку с отчеканенным британским львом. Кружку и кувшин денщик поставил на стол рядом с государем. Пётр налил себе кофию, плеснув на скатерть, и шумно,