Год Крысы. Видунья. Ольга Громыко

А дождя – шиш. На этой неделе точно не будет. Раз.

      Голова подавил разочарованный стон, но тот многоголосым эхом прорвался за его спиной: все весчане втайне надеялись, что путник ответит на первый вопрос иначе.

      Пока гость с бульканьем осушал кубок, хозяева торопливо шуршали заветными бумажками.

      – Может, новых колодцев накопать? – срывающимся от волнения голосом прочитал кузнец. – В низинке, у бывшего родника…

      Путник на миг остекленел взглядом, потом помотал головой:

      – Не-а. Два. – И потянулся к миске с тертой репой.

      – А если речку запрудить?

      На этот раз путник думал дольше.

      – Нет. Лучше не трогать. Три.

      – Я ж говорил, что разольется и вся на болото изойдет, – не удержался, досадливо напомнил лавочник.

      – Или осыповские с нижнереченскими объединятся и морды нам бить пойдут, – поддакнул сын головы. – Они грозились!

      Путник равнодушно пожал плечами. Его такие мелочи не интересовали, а проверять их бесплатно он не собирался.

      – А если через пару недель заново поля засадить? Взойдет или впустую потратимся?

      Толстяк подавил зевок. С этой голытьбой вечно одно и то же. Надеются, жмутся, тянут до последнего… Нет, врать весчанам он не собирался – кодекс запрещает, да и дар утратить можно, бывали случаи. Но путник сразу видел: дело гиблое, какой вопрос ни задай. Пусть, впрочем, спрашивают. Глядишь, горсточка серебра и накапает.

      – Впустую. Четыре. Следующий.

* * *

      Солнце уже вовсю пекло спину, а пристойного клева Рыска так и не дождалась. То ли рыбе не нравился юго-восточный ветер, резко сменивший северного собрата, то ли погожий, без единой хмаринки денек, то ли вонючий жир, на котором пеклась наживка-лепешка (а что делать, если сала в бочке остался только один круг и его приходится беречь, неделю смазывая сковороду одним и тем же куском?). В любом случае в туеске у девочки плескалось больше воды, чем рыбы. И то какой-то мелочи: несколько верховок длиной с палец, кошке на радость, три жирненьких, уже дохлых ильника да четыре десятка карасей, самый крупный из которых умещался на ладони.

      По уму пора бы сматывать удочку, но вдруг именно в этот момент к размякшему катышку на крючке примеряется огромный сом? Рыска, размечтавшись, красочно представила, как, упираясь обеими ногами, борется с упрямой рыбиной, щепоть за щепотью вытягивая ее из воды; как уже на берегу добыча обрывает леску и начинает, сердито хлеща хвостом и подскакивая, сползать по пригорочку обратно к сажалке; как Рыска валится на нее животом…

      В доме на другом берегу послышался собачий лай, заскрипела дверь, и на крыльцо вышла полная женщина в цветастом платье. Уперла руки в бока, бдительно осмотрелась.

      Уже схваченный за жабры сом бесследно испарился. Рыска ничком вжалась в землю, хотя камыши надежно прикрывали девочку от теткиных глаз, а соломенный поплавок с такого расстояния и вовсе не заметен.

      Тетка Батара терпеть не могла