Изумрудный шторм. Уильям Дитрих

явно доставлял им удовольствие. В то время, как я всякий раз испытывал шок, оказавшись в ледяной воде, ощущал царившую вокруг темноту и полную свою беспомощность, до боли в легких задерживал дыхание, испытывал ужасающее ощущение, что вот-вот захлебнусь, затем вновь воскресал из мертвых, видел свет… Какая же это драгоценность – воздух, который мы воспринимаем как должное! Боль, разрывающая легкие, саднящее горло, из ноздрей течет, страх перед столь недостойной смертью…

      Бывали у меня собеседники и получше.

      – Я отнял его у паши язычника! – отплевываясь, выкрикнул я. – В качестве компенсации за верную службу первому консулу. Он – мой друг, я вас предупреждал!

      Но меня снова окунули в воду.

      С каждым разом мою голову держали под водой все дольше, но вместо того, чтобы развязать мне язык, пытка постепенно лишала меня разума. Похоже, и жандармы начали это понимать, а Мартель принялся нервно расхаживать по комнате.

      – Может, он действительно полный идиот, как и утверждает? – заметил один из его подручных.

      – Великий Итан Гейдж? – Инспектор фыркнул. – Герой, путешественник и переговорщик? Да он только дурит нас, притворяясь дураком! Единственный человек в мире, нашедший этот изумруд, проделавший путь от Святой земли до Канады? Человек, который водит дружбу с учеными и политиками? Человек, служивший этому подлому англичанину сэру Сиднею Нельсону? Нет, Гейдж знает гораздо больше, чем говорит. Вы только посмотрите на него! Висит и корчит из себя идиота…

      – Но я и есть идиот, – пробормотал я. И снова погрузился головой в воду.

      Дорого же это порой обходится – попытка вести достойную жизнь!

      – Думаю, что сокровища спрятаны в Великой египетской пирамиде, – решил попробовать я, выдумывая разную ерунду, лишь бы заставить моих мучителей остановиться. – Ацтеки и египтяне были единым дружным племенем, даже архитектура у них схожа. Нет, разумеется, я и понятия не имею, как проникнуть в эту пирамиду, но если собрать достаточно пороха…

      Тут они принялись стегать меня кнутом, даже крякая от усердия. Впрочем, самая жестокая порка никогда себя не оправдывала, но мы живем в век, когда она кажется наилучшим выходом из положения. Господи, какая боль! Но, по крайней мере, в воду меня больше не опускали – видно, полицейские поняли, что при следующей попытке я утону.

      – Ну, что будем делать, Мартель? – спросил помощник инспектора. – Фуше нас больше не защитит, а Бонапарт может потерять терпение. Ведь я предупреждал: никакой мужчина не станет брать жену на охоту за сокровищами или же болтаться без дела в Париже в то время, как…

      – Молчать! – Леон окинул меня злобным взглядом. – Он должен знать больше, чем говорит.

      С чего это он взял? Люди никогда не спрашивали у меня совета, когда я был готов поделиться с ними своими соображениями, и пороли меня за то, что я не говорил того, чего не знаю.

      – Да черт с ним, – пробормотал Мартель. – Давайте утопим Гейджа и бросим его тело в Сену.

      – Но у его жены медальон Бонапарта.

      – А