Печать льда. Сергей Малицкий

человеческого отребья, которым и не могло найтись места ни в одной из общин, светили огнями, но сам огонь в окнах убогих строений казался вестником смерти. Ничем иным он и не мог быть.

      Огонь за пределами городского холма не подчинялся людям, мог выйти из повиновения в любую секунду, да и само существование близ Погани никому не обещало долгой жизни. С другой стороны, где еще было остановиться уставшему охотнику или отчаянному добытчику, в очередной раз избежавшему смерти, как не в первом же попавшемся трактире? Часто именно там же и спускалась за бесценок добыча. Таких трактиров в Поганке было никак не меньше, чем наскоро слепленных из всякого хлама лачуг. Правда, празднества в сих заведениях чаще всего напоминали поминальные тризны, хотя в некоторые ночи даже их не случалось. Но именно теперь все придорожные харчевни были полны. Неужели вправду не для охотников нынешние ночи?

      Рин прошел больше половины поселка, когда в одном из заведений распахнулась дверь, из шума и гама вывалились трое подвыпивших гуляк. Ничем они не напоминали охотников, под просторными рубахами угадывались легкие брони, а короткие скамские мечи на поясах явно свидетельствовали об их отчаянном характере. Верно, гуляли охранники какого-то купца или веселые смельчаки, что горазды сами пощупать обозы не слишком опасливых торговцев.

      Говорил ведь Хаклик молодому хозяину, что больше прежнего понаехало купцов к Айсе, ледяные кристаллы в цене поднялись, всякая поганьская добыча влет идет, даже тесаный камень расходится. Правда, и ночи не проходит, чтобы какой-нибудь бедолага в Диком поселке или Поганке не заполучил нож в спину и в пепел не обратился.

      «Не такие же ли молодцы озоруют»? – подумал Олфейн, нащупывая рукоять меча. К счастью, распевая какую-то непотребную песню и с трудом удерживая равновесие, троица прошла мимо Рина, не обратив на него ни малейшего внимания. Олфейн уже с облегчением выдохнул, когда разобрал сквозь удаляющийся пьяный ор тихие шаги. Не задумываясь ни на мгновение, он развернулся и обнажил меч. Троица по-прежнему уходила в сторону следующего трактира, но еще двое, одетых то ли в тряпье, то ли в выцветшие плащи, замерли в пяти шагах.

      – Чуткий, – прошелестел тихий голос.

      Раздался смешок, и в полутьме шевельнулись узкие клинки. Противный голос прозвучал словно над самым ухом:

      – Далековато ты забрел, парнишка? Отдай меч, кошелек и плащ и можешь молиться своим богам. Впрочем, нет, похолодало не слишком, раздевайся вовсе! Я не спрашиваю, зачем тебя занесло так далеко, но ты, почитай, легко отделался. Конечно, если не собирался поохотиться в Погани. Ведь в таком случае тебе повезло еще больше: мы избавим тебя от ночной прогулки. Нынче Погань бушует. Считай, что благоразумие настигло тебя!

      – Дай я ему врежу, Кат! – прорычал второй. – Щенок свихнулся, как я посмотрю. Меч обнажил! Клинок-то, кстати, паршивый, весь в зарубках… Ничего, моя шпага длиннее!

      – Не спеши, – оборвал его первый, и Рин заметил еще две или три тени, крадущиеся