Пейзаж с чудовищем. Татьяна Степанова

сказал Гущин.

      – Да, ее задушили. Однако лишь вскрытие даст ответ, удушение или утопление стало причиной смерти.

      – Воду в легких станете искать? – спросил Гущин. – Так ее там нет, голову даю на отсечение. Девчонку задушили и бросили в воду с целью сокрытия убийства. И ДНК вы теперь ни хрена не найдете, раз труп больше суток в воде болтался.

      – Вы всегда спешите, Федор Матвеевич, – сухо возразил эксперт. – Предоставьте нам делать нашу работу и подождите заключения патологоанатома.

      Гущин кивнул.

      – Работайте, работайте. Я как услышал от истринских, что у нее эта дрянь на шее намотана, иллюзии утратил.

      – Возможно, это ее собственный шарф, им и задушили. Мы его снимем в прозекторской, сейчас трогать не будем, – эксперт осматривал удавку на шее утопленницы.

      – Сколько лет девчонке? – спросил Гущин.

      Катя не понимала, отчего он так упорно повторяет «девчонка». По искаженному гримасой удушья и признаками разложения лицу возраст ну никак не определишь. Утопленнице могло быть и сорок лет, и тридцать, и…

      – При визуальном осмотре – от двадцати до тридцати.

      – По состоянию зубов точнее скажете?

      Эксперт лишь глянул на него.

      – Двадцать пять, не больше. – Гущин указал на руку утопленницы: – Татуировка, колечко-неделька, браслетик фиговый, дешевенький, в форме резинки…

      Эксперты осторожно осматривали тело, одежду, собирали что-то пинцетами в пластиковые емкости, паковали. Гущин курил и вроде бы думал о чем-то постороннем, однако Катя знала – он, несмотря на все свои словесные опусы, внимательно наблюдает за работой экспертов.

      Все сильнее пахло тиной, речной водой.

      Свет над Истринским водохранилищем из утреннего жемчужно-пепельного стал пастельным.

      – Ни документов, ни денег, – сообщил эксперт, руками в перчатках обшаривая одежду утопленницы. – Социальная карта, кредитки и в воде бы сохранились, но ничего такого нет.

      – Если и была сумка, то она сейчас на дне, – сказал Гущин. – Или убийца ее забрал.

      – Ограбление? – спросила Катя.

      – Ограбление в деревне Топь? – Гущин бросил окурок.

      К нему подошли сотрудники Истринского УВД, он начал расспрашивать их.

      – Местность здешнюю знаете?

      Истринские покивали, покашляли.

      – Я думал, тут все огорожено-перегорожено, стены крепостные вокруг замков, а стен не видно. – Гущин озирал луга и рощу, затем обернулся к водохранилищу.

      Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом, – не к месту вспомнилось Кате.

      – Ограда только по периметру территории, – доложили истринские. – Всего здесь шестнадцать гектаров угодий. И четыре так называемых домовладения. По четыре гектара на каждое.

      – Имения-дворцы, – констатировал Гущин. – Владельцев знаете?

      Истринские снова покивали, покашляли.

      – Эта дорога куда ведет? – спросил Гущин, ткнув в сторону шоссе, где на обочине припарковалось большинство полицейских машин.

      – К