Спят усталые игрушки. Дарья Донцова

ему фатально не повезло. Сначала выволокли и заставили нежными лапками бродить по мартовским ледяным лужам, а потом просто, в общей суматохе, забыли впустить в дом; завоешь тут от ужаса и негодования.

      – Хучик, иди сюда, – позвала я собачку.

      Но мопсик не двигался, продолжая громко плакать.

      Пришлось прямо в уютных домашних тапочках топать к нему под елку. Так, понятно. Дурацкий серебряный комбинезон, в который зачем-то нарядили бедолагу, сполз с задних лапок, штанины запутались, и Хуч потерял способность к передвижению. Вытряхнув его из прикида, я подхватила дрожащего песика и внесла в дом. Хуч опрометью бросился в кошачий туалет. Вот ведь какой принципиальный: умру, а не стану писать в такой холод на улице.

      В гостиной царило ликование.

      – Где ты вечно шляешься, – накинулась на меня Алиса, очевидно, успевшая как следует налечь на коньяк, – самое интересное пропустила. Мумо ушел, взвизгнул последний раз и убежал, Филя его напугал.

      Колдун устало поправил прядь волос.

      – Да уж, пришлось повозиться, израсходовал почти весь энергетический потенциал. Зато теперь сюда не войдут никакие несчастья…

      – Потрясающе! – прошептала одна из дам, посверкивая серьгами. – Невероятно!

      – Восхитительно, – отозвалась Зайка.

      – Здорово, – резюмировала Маня.

      – Честно говоря, я струхнул маленько, – признался Кеша. – Он так выл, и сначала я подумал, что это собака, но потом стало ясно: ни одному животному не издать подобных звуков.

      Я поглядела на блаженно раскинувшегося в кресле Хуча. Относительно умственных способностей Алиски и ее подруг никогда не заблуждалась – тупы, как пробки. Но кто мог подумать, что мои домашние такие же придурки!

      На следующий день с утра поехала разыскивать детский дом, где воспитывалась Людмила Шабанова. Ну не может быть, чтобы там не осталось документов или людей, помнящих девочку.

      Но молодая бойкая директриса тут же меня разочаровала.

      – Сколько лет вашей Шабановой?

      – Вокруг тридцати.

      – Значит, больше десяти годков прошло после выпуска, здесь за это время семь начальников сменилось.

      – Может, личное дело где лежит? – спросила я, понимая безнадежность вопроса.

      Директриса наморщила хорошенький носик, по виду она казалась чуть старше Зайки, небось институт только что закончила.

      – Пожар, говорят, случился в девяностом, почти все бумаги сгорели. Впрочем, я тогда здесь еще не работала.

      Тут дверь кабинета приоткрылась и всунулась голова с аккуратной, старомодной укладкой.

      – Разрешите?

      – Очень кстати, – обрадовалась начальница, – вот, знакомьтесь, Виктория Павловна, старейший преподаватель.

      – Вы Людмилу Шабанову помните? – спросила я.

      Пожилая женщина села на стул и задумчиво проговорила:

      – Шабанова… Шабанова… а зачем она вам?

      Но у меня наготове убедительное объяснение.

      – Уже