Стражи Армады. Охота на зверя. Александр Тихонов

просыпаться по ночам и кричать от ужаса, когда во сне слышался рёв мутанта или гул аномалии. Были и те, кого в скором времени сцапали сотрудники Рубежа и отправили на пять лет за решетку по статье о незаконном проникновении на закрытую территорию. За сталкерство, если по-простому. В основной же массе эти пьянчуги так и оставались в Надеждинске, вросли в его грязный ландшафт, превратившись в попрошаек, простирающих руки к бойцам Рубежа. А сколько еще таких появится в дальнейшем! Ничему жизнь людей не учит, как никогда им не помогал чужой горький опыт. До той поры, пока те же грабли не начинают бить уже их собственные лбы… Но сейчас все они потягивают пиво или залпом заглатывают обжигающий спирт и ждут, когда завсегдатаи скажут:

      – Сочувствую, брат… Зона и меня поломала.

      И меня поломала, жалкие вы нытики! Поступки прежних лет сейчас могли показаться безрассудными, но на тот момент иного выхода не было. Я жил, пытался поступать по совести. И вот к чему всё привело…

      Наталья ушла без скандалов, записок, голых вешалок в пустом шкафу. Просто однажды вечером сообщила:

      – Через час приедет Миша Верещагин, заберёт мои вещи.

      – В смысле? – уставший, вымотанный после очередного прорыва на блокпосту, на чёртовой седьмой отметке, я не мог сообразить, о чём речь.

      – Я уезжаю, Шурик. Навсегда. Ты разве ещё не понял?

      Я не понял. Тогда не понимал и не уяснил до сих пор. Что было не так? Вечно измученный службой муж ей не подходил? Жизнь в режимном городке Надеждинске выматывала? Ежегодные отпуска на теплых морских побережьях и поправка здоровья в любых санаториях на льготных условиях изнуряли до ужаса? Или не хватало денег, которых «куры не клевали»? В чём причина?

      Никакого «другого мужчины», никакого «я хотела ребёнка, а ты не хотел», никакого «я еду к маме». Просто вдруг громко хлопнуло – это закончилось её… наверное, слабое терпение, и я остался один.

      Молодой, глупый. Офицер Рубежа, защитник мира от Зоны. И ведь именно такого она полюбила. А может, было что-то ещё? Наташа иногда говорила, что с началом службы на границе с Зоной я изменился не в лучшую сторону. Стал злее, циничнее.

      – Шурик, ты был таким милым и добрым. Щенок прямо. А теперь…

      – Что? – вопрошал я. – Повзрослел?

      – Не-е-ет, – расстроенно тянула жена, – стал грубее. Появились клыки, шерсть на загривке щенка пошла колтунами. Того и гляди, начнёшь кидаться на людей…

      Как она была права! Я мечтал стать героем, но цинизм окружающего мира захлёстывал. Наверное, поэтому и ушла. И я даже не пытался спорить, просто порассуждал, попробовал ее понять. И принять все таким, каким оно оказалось. В конце концов, у всего есть предел. Наверное.

      Той ночью мы с Верещагиным стояли на балконе, глядя на спящий Надеждинск, курили, больше молчали.

      – Слушай, Сань, она сама попросила её из города вывезти. Сказала, что если это сделаю я, ты не будешь ревновать и закатывать истерики.

      – Да я и не ревновал бы. Знаю, что у неё никого другого не было и быть не могло…

      – А что тогда? Почему уехала?

      Окурок