Женская логика. Виктор Пронин

Касатонова, занятая своими мыслями, не слышала ни единого слова, но, когда Гордюхин вышел на кухню, она увидела, все-таки увидела хитрая баба, как, возвращаясь, он мимоходом взглянул на себя в маленькое зеркало, прикрепленное к стене в прихожей, поправил волосы, подвигал плечами, расправляя на себе китель. А что его расправлять, тесноват был китель для гордюхинского тела, явно тесноват.

      – Так на чем мы остановились? – спросил он.

      – Я осмелилась предположить, что убийца может обнаружиться и среди ближайших сотрудников Балмасова.

      – Вполне может, – легко согласился Гордюхин. – И эта версия отрабатывается, и эту возможность Убахтин предусмотрел.

      – А еще не исключена личная неприязнь, – Касатонова осторожно подводила Гордюхина к своей версии.

      – Екатерина Сергеевна... – Гордюхин помялся. – Я вижу, пряники понравились настолько, что с собой вы уже ничего унести не сможете... Но у меня есть еще одна упаковочка... Если позволите, я вам ее подарю.

      – Ни в коем случае! Вы здесь умрете с голоду!

      – А когда я приду к вам в гости, а я приду в гости очень скоро... Вы и отдаритесь. Принимается?

      – С одним условием!

      – Заранее согласен.

      – Вы не будете отметать версию личных взаимоотношений Балмасова со своим окружением.

      – Ни в коем случае! Прямо сейчас я отправляюсь на балмасовскую фабрику, чтобы разнести вот эти повестки, – Гордюхин выхватил из кармана пачку повесток и помахал ею в воздухе. – Я разнесу эти повестки, хотя знал бы кто, как мне не хочется туда ехать! Убахтин попросил по-дружески, я согласился... Если б мы с ним не выпили вот за этим столом по сто грамм, если бы потом не добавили еще по сто... Я бы не дрогнул. А так – дрогнул.

      – Но ведь повестки можно и почтой доставить... – неуверенно проговорила Касатонова.

      – Можно. Но! Во-первых, на это уйдет неделя, а во-вторых, придет по этой повестке только тот, кто захочет прийти. А кто не пожелает – не придет. Скажет – не получал. Скажет – не прочитал. Скажет – не осознал. Скажет, подумал, что пришел счет за газ, за воду, за электричество!

      – Надо же, – протянула Касатонова. – Как интересно... – Она постучала ноготками по поверхности стола, накрытого цветастой клеенкой, посмотрела в окно на проносящиеся мимо грузовики с расписанными рекламой кузовами, опять постучала ноготками, на этот раз по пустой чашке, отчего стук получился звонким и даже как бы праздничным, и наконец в упор посмотрела на участкового. – Я разнесу эти повестки. Тихо! – она повысила голос, заметив, что Гордюхин хочет ее перебить. – Тихо, Николай Степанович... Я разнесу эти повестки, каждого заставлю расписаться в получении, и все они как миленькие завтра же будут у ваших дверей.

      – Вообще-то лучше бы им прийти к Убахтину. Он их вызывает, он будет их выворачивать наизнанку и всматриваться в их изнанку хорошо вооруженным взглядом. Но дело не в этом... Зачем вам эта обуза, Екатерина Сергеевна? Вам больше нечем заняться?

      – Да! – почти вскрикнула она. – Мне нечем больше заняться, дорогой Николай Степанович! И если вы не отдадите мне сейчас эти повестки, я просто увяжусь