Охотник. Игорь Шенгальц

никуда не пойду! – Баст проявил неожиданную для самого себя стойкость. Какое ему дело до пленниц? Живы они или будут болтаться на ближайшем дереве?.. – Я не согласен!

      – Да тебя никто и не спрашивает, – внезапно разъярился Ренджи. – Ступай в дом, кому сказал!

      – Нет! Давайте хотя бы дождемся отца! Вдруг у него на их счет свои соображения?

      – А вот сейчас он прав, – заметил Дастин. – Отца стоит подождать. Тогда и решим их судьбу.

      – Но… – начал было Ренджи и тут же махнул рукой, соглашаясь. – А, ладно, пусть так и будет. Подарим им еще несколько часов. Пусть ценят!

      Старшие братья ушли в дом, а Баст остался на улице. К яме с пленницами он не подходил, хватит и того, что он для них уже сделал. Вода и несколько часов жизни – многие не имеют и этого перед кончиной. В том, что пленницы сегодня умрут, Баст не сомневался. Отец никогда в жизни не оставит без отмщения гибель сына, тем более что виновные в этом находятся в его руках. Слишком изменила Седого смерть жены, он стал холоден сердцем, безжалостен и, главное, для него перестало играть роль, кто перед ним: мужчина, женщина, ребенок… главное, что это был аристократ, а они все достойны смерти, так говорил он много раз!..

      Баст сидел пару часов на сырой земле, у свежей могилы, и думал. Отец все не возвращался, братья в доме громко кричали – пили, наверное, поминая Вика. Чья-то маленькая тень отделилась от дома, приблизившись. Ласточка.

      – Бастик, пойдем в дом!

      – Ты иди, я побуду тут, – он совсем продрог, но возвращаться в тепло не хотел. Словно этим он предал бы Вика, который теперь обречен лежать здесь и в зной, и в холод.

      – Я видела, кто там в яме сидит, – после некоторой паузы продолжила она. – Там девочка и ее мама. Девочка совсем, как я, только она беленькая, а я черненькая!

      Баст, до этого момента не обращавший внимания на внешность пленницы – он помнил только ее неотрывный взгляд и белоснежные банты, – признал:

      – Ну и что? Все люди разные. У нее волосы светлые, а у тебя – темные. У ее матери тоже светлые.

      – А у нашей мамы какие были? – тихо спросила Ласточка. Расспрашивать о матери она любила, вот только ей редко отвечали, слишком тяжела была боль утраты.

      – Ты же знаешь – тоже темные и длинные, совсем как у тебя.

      – Она была очень красивая?

      – Очень! Когда ты вырастешь, станешь такой же, а может быть, даже красивее!

      – Никто не может быть красивее нашей мамы, ты что?! – возмутилась девочка. – Но если я хотя бы вполовину буду такой, как она – это будет счастье! – и вдруг, без перехода, добавила: – Давай их отпустим, а, Бастик?

      Он отшатнулся в сторону. Одно дело пожалеть пленниц, дав им воды, и совсем иное – пойти против семьи, против отца и братьев, и дать свободу дочке и матери. Он вдруг честно признался себе, что, будь он тут один, то отпустил бы их. Все равно, виноваты они или нет в смерти Вика. Да, может быть, они подначивали стрелка там, в карете, направляя его руку перед выстрелом, пусть! Убийца уже получил свое…

      – Нет, ты что, отец рассердится!

      – Посердится