Сын лекаря. Матвей Курилкин

быстро. Весело никому не было, но погода этим летом выдалась хоть и сухая, но совсем не жаркая, так что идти было легко. Я не стал прятаться в повозке, только сложил в нее свой походный мешок, а сам шел пешком, вместе со своими десятниками. Декель посоветовал.

      – Привыкай к своей кольчуге, парень, – сказал десятник, заметив, как я недовольно морщусь, влезая в нее. – Тебе должно быть в ней удобно. Жаль, вам не провели тренировки в полном обмундировании, но хоть ходи в ней побольше, двигай руками, приседай. Тело должно привыкнуть.

      Декель плохого не посоветует, так что я терпеливо сносил неудобства. Впрочем, по сравнению с тем как я себя чувствовал во время тренировок, пеший марш, пусть и с грузом, не вызывал особых затруднений. На рассвете нас будили, к этому времени дежурные в каждом десятке уже заканчивали готовить кашу. После плотного завтрака шли целый день. На ночлег тысяча останавливалась прямо у дороги, за два часа до заката.

      Все изменилось, как только дорога нырнула в лес. И не отличался он мрачностью, и даже не слишком густой – рощи, через которые иногда проходила дорога, были примерно такие же. Обычный, в общем, лес, с обычными деревьями, тополями, грабами, кленами. Березы иногда встречались, а иногда – ели. И звуки были обычные, лесные. Жужжали мухи, стрекотали кузнечики, перекликались птицы. Ветер листьями шуршал. А все равно ощущение возникало, будто смотрит кто-то. И ведь не у меня одного такое, вся колонна притихла. Разговоры отчего-то только шепотом, песен никто не поет. Да и шаги у многих непроизвольно замедлились. С этого момента порядок движения изменился. Мы шли плотной колонной по пять человек, обоз двигался в центре. Большие щиты перекинуты на то плечо, которое ближе к лесу. Первыми шли помойные, чтобы не отставали по одному и группами. Дозоры высылать не было смысла, уж этому за год войны научились. В случае нападения дозорных могли вырезать так быстро и тихо, что смысл разведки терялся – напрасная трата жизней.

      Первые раненые и убитые появились уже к вечеру – среди помойных. Ни о каких эльфах речи не шло, сработали ловушки. Услышав крики впереди, я ужасно заволновался, схватил мгновенно вспотевшей ладонью рукоять меча. Но крики скоро затихли, только кто-то протяжно стонал. Через две минуты мне пришлось приступать к своим непосредственным обязанностям – к телеге подтащили окровавленного человека. Сработала простейшая ловушка – идущие первыми помойные задели бечевку, искусно замаскированную в траве, и сверху, с деревьев упало гнилое бревно. Двоих солдат придавило насмерть, одному острым суком пропороло щеку и раскрошило зубы. Сук обломился, и солдаты побоялись его извлекать, так и оставив в ране. В глазах у человека было столько муки и ужаса, что у меня мурашки по спине побежали. Переживать было некогда, я занялся своим делом и вообще перестал бояться. Никто и не думал останавливаться на ночь. Спать в лесу – верная смерть для нескольких десятков солдат. Впереди, в двух с половиной дневных переходах ждала укрепленная крепость, если не останавливаться на ночлег, вполне