Случайный билет в детство. Владислав Стрелков

как-то печально сказал Белкин, – но к Жихареву я сегодня поехать не смогу. Привет ему передай.

      – Хорошо.

      – И это, – Николаич придержал меня за рукав, – наградной лист ушел в Москву, так что…

      И он подмигнул. Мигание может означать что угодно, от – не унывай, что мало дали, до – когда проставляться будем? Подмигнул в ответ:

      – Адрес один – бар «Погребок».

      – Ответ верный! – рассмеялся Белкин и качнулся, верней всё качнулось. Открыл глаза – ага, это была воздушная яма. Похоже, начинаем снижение. Из-за занавески вышла бортпроводница и, сияя ярче солнца, сообщила:

      – Уважаемые пассажиры, наш самолет начинает снижение, просим всех пристегнуть ремни безопасности и привести спинки кресел в вертикальное положение. Через тридцать минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города Алматы. Температура воздуха в районе аэропорта тридцать восемь градусов тепла.

      С собой у меня только одна сумка, в которой немного вещей, мыльно-рыльное да ноутбук с цифровым фотоаппаратом. Сумку такого размера можно было взять с собой в салон самолета, поэтому после приземления в аэровокзале я не свернул с основной массой пассажиров к месту получения багажа, а направился прямо на выход, где меня сразу атаковали таксисты. Они закружились вокруг как оводы, что напомнило мне недавние приключения. Аж всего передёрнуло, как представил такой размер кусачей братии. Эти не кусались, но норовили с сумкой помочь. Пришлось рявкнуть:

      – Я на машине.

      Таксо-мены сразу отвяли.

      Вышел на площадь. Эх, красота!

      Яркое солнце слепило глаза. А под ним, в синей дымке, во всем своем великолепии, алмазным блеском сияли горы. Казалось, до них только рукой подать. Непременно там отдохну пару дней. Заберусь на самую вершину какой-нибудь горы и проорусь. Все равно, что кричать, главное, чтобы хватило на весь выдох, хоть это не одобряют. Зато какое наслаждение потом во всём теле и благодать на душе! Затем спущусь вниз и окунусь в водопад с очень холодной, текущей с ледника, водой. А ночью буду лежать у костра и смотреть на большие звезды, очень яркие и такие близкие.

      – Кошелёк или жизнь! Ой!

      Олег Савин закряхтел с вывернутой рукой.

      – Ну вот, пошутил называется. Ой!

      Я выпустил руку шутника.

      – Такой же резкий и остался, – широко улыбаясь, выпрямился мой друг.

      – Здорово, чертяка!

      Мы крепко обнялись. Олег отстранился и оглядел меня.

      – Не изменился совсем, такой же худой и остался, только седой стал, как лунь.

      – На себя посмотри – пузо отрастил, хоть кружку ставь.

      Савин показал пальцем:

      – Это пузо? Это ты считаешь пузом? Нет, это не пузо, это трудовая мозоль. – И он пихнул меня своей мозолью. – Все с ружьём наперевес долг родине отдаешь?

      – Отдаю, – и я подхватил сумку.

      Савин глянул на неё и показал пальцем:

      – Это что, все твои вещи? – хмыкнул он. – Как был спартанцем, так и остался.

      – Гардероба от Версаче и Габана не имею.

      – Ладно, солджерс, гоу ту к машине.

      – Йес,