Трудные люди. Йосеф Бар-Йосеф

сует туфли Саймону в руки и выходит.

      Иди, взгляни. Взялся чинить и бросил! Снял каблуки, а новых не приставил. Испортил окончательно и бесповоротно!

      Рахель. Это не имеет значения, они все равно были старые.

      Саймон. Нет! Он обязан возместить ущерб. Пусть купит новую пару! И имей в виду – если ты не потребуешь, я скажу ему сам!

      Рахель (тихо). Я тут живу. Он хозяин квартиры.

      Саймон. Ах, вот как!

      Рахель. Я должна ему деньги за три месяца, а он молчит. Хотя он нуждается в деньгах, я знаю. Может быть, даже больше, чем я. И потом, когда тебя не было, я простудилась и заболела, а он приносил мне еду.

      За стеной раздается прерывистый неуверенный звук рога.

      Саймон (подчеркнуто тихо). До чего трогательно! Радость нищих! Мир, полный милосердия! Сердце трепещет! Когда у меня вот так вот трепещет сердце – когда я чую запах этого милосердия… (Переходит внезапно на крик.) Мне кровь бросается в голову! Поняла?! Я упрячу тебя замуж! Упрячу, не сомневайся! И ты примешь это с покорностью, ты примешь с покорностью все, что этот милосердный мир опрокинет тебе на голову, ты больше не будешь мне тут орать: «По какому праву?!» По такому праву, что мне надоела твоя опущенная голова, твои нежные глаза, полные слез, и твои чашечки чаю! А главное, твои журналы – медицинские журналы! Два студента-медика! Четырнадцать лет медицинской премудрости! И она все еще продолжает выписывать журналы! Баста! Кончено! Мне надоело смотреть, как ты жмешься на улице к стенам! Ты должна ехать в карете, запряженной шестеркой лошадей, поняла? (Усаживаясь.) Ну, скажи же что-нибудь!

      Рахель. Я уже сказала, но ты не обратил внимания.

      Саймон. На что я не обратил внимания?

      Рахель. Зачем тебе обязательно нужно унизить меня?

      Саймон. Унизить? Тебя?

      Рахель. Пусть он придет. Посмотрим. Я все время пытаюсь сказать тебе это.

      Саймон. Что?

      Рахель. Может быть.

      Короткое молчание.

      Саймон (пытаясь сдержать раздражение). Хорошо! Хо… Хо… Хорошо! С меня достаточно. (Встает, надевает пальто.) Принимай его сама. Вы договоритесь. Прекрасно договоритесь. Я свое дело сделал. (Выходит.)

      Рахель как будто пытается удержать его, потом отворачивается, подходит к зеркалу. Поправляет прическу. Звонок в дверь. Она застывает в растерянности с зеркальцем в руках. Снова звонок. Рахель открывает, в дверях стоит Саймон.

      Саймон. А, прекрасно! Ты прихорашиваешься. Это замечательно. Я забыл главное: ему сорок один год. Тебе тоже сорок один год и не месяцем больше, ясно? Он дважды интересовался твоим возрастом. Это показалось ему слишком роскошным – столь юная невеста, всего сорок один год! Да еще дорога за мой счет! Надеюсь, он больше не станет об этом спрашивать, во всяком случае, тебя. Он всех подозревает в жульничестве. Как будто весь мир сговорился обмануть его. Но он уже спросил раз и другой, и хватит! В конце концов, это может показаться нам обидным. Потом ты как-нибудь выпутаешься. Рожать ты сможешь и в пятьдесят лет. О Боже, что