Уральские сказы – II. Павел Бажов

тут заводилось три раза, да Веселуха сожгла. Немцы, понятно, спрашивают:

      – Кто есть Виселук?

      Им в шутку и говорят:

      – Про то лучше всех знает Панкрат, веселухин брат.

      Этот Панкрат мастером при заводе был, по украшенному цеху. По рисовке из первых и на выдумку по своему делу гораздый. Не один узор да расцветка панкратовой выдумки в большом спросе ходили. А характеру самого веселого. Наперебой его на свадьбы дружком звали. С ним, дескать, всякому весело станет, потому балагур да песенник и плясать без устатку мог. Недаром его веселухиным братом прозвали. Вот немцы и спрашивают этого мастера:

      – Твой есть сестра Виселук?

      Панкрат своим обычаем и говорит:

      – Сестра не сестра, а маленько родня, потому – обоих нас со слезливого мутит, с тоскливого – вовсе тошнит. Нам подавай песни да пляски, смех да веселье и протчее такое рукоделье.

      Немцы, ясное дело, шутки не поняли, спрашивают, – какая Веселуха собой?

      Панкрат тоже не стал голоса спускать, шуткой говорит:

      – Бабенка приметная: рот на растопашку, зубы наружу, язык на плече. В избу зайдет – скамейки заскачут, табуретки в пляс пойдут. А коли еще хмельного хлебнет, тогда выше всех станет, только ногами жидка.

      Немцы даже испугались.

      – Какой ушасный женьшин! Такой песпоряток делаит. Турма такой ната! Турма!

      – Найти, – отвечает Панкрат, – мудрено: зимой из-под снегу не выгребешь, летом – в траве не найдешь.

      Немцы все-таки добиваются: скажи, в каком месте искать и чем она занимается. Панкрат и говорит:

      – Живет, сказывают, в ложке за прудом, а под которым кустом, это каждому глядеть самому надо, да не просто так, а на веселый глаз… В ком веселости мало, можно из бутылки добавигь.

      Это немцам по нраву пришлось, заухмылялись:

      – О, из бутилка можно! Это мы умеем.

      – А ремесло, – говорит Панкрат, – у Веселухи такое. С весны до осени весь народ радует сплошь, а дальше по выбору. Только тех, у кого брюхо в подборе, дых легкий, ноги дюжие, волос мягкий, глаз с крючочком да ухо с прихваткой.

      Немцы про дых да брюхо мимо ушей пропустили, потому – каждый успел брюхо нарастить и задыхался, как запаленная лошадь. Про мягкий волос не по губе пришлось, потому у всех на подбор головы ржавой проволокой утыканы. Зато ногами похвалились. Хлопают себя по ляжкам, притоптывают:

      – Это есть сильный нога. Как дуб. Крепко стоять могут.

      Панкрат на это и говорит:

      – Не те ноги дюжие, которые неуклюжие. Дюжими у нас такие зовут, что сорок верст пройдут, в присядку плясать пойдут да еще мелкую дробь выколачивают.

      Насчет глаза да уха немцы заспорили:

      – Такой бывайть не может.

      Панкрат все-таки на своем стоит:

      – Может, в вашей стороне не бывает, а у нас случается.

      Тогда немцы давай спрашивать, какой это глаз с крючочком и какое ухо с прихваткой.

      – Глаз, – отвечает, – такой, что на всяком