Черновик беса. Иван Любенко

спросила Вероника Альбертовна. – Ты чем-то огорчен?

      – Да, вот послушай: «В минувшую среду, 26 июня, около восьми часов вечера в редакции «Петербургской газеты» произошёл пожар, в результате которого погиб первый секретарь Сырокамский П.П. Как сообщают очевидцы, из-за починки электрических проводов в тот вечер было отключено освещение на всей улице. О планируемом ремонте объявили заранее. Имея неотложные дела, первый секретарь издания решил воспользоваться фотогеновой лампой, однако из-за неисправности она взорвалась и причинила пострадавшему смертельное поранение (по словам полицейских, её металлические осколки найдены как в сгоревшем трупе, так и на месте пожара). Кроме того, огонь уничтожил многие рукописи авторов, приготовленные к изданию. Редакция «Нового времени» приносит свои искренние соболезнования семье погибшего и всем коллегам «Петербургской газеты».

      – Сырокамский, получается, помогал Толстякову?

      – Да. Первый секретарь – это помощник редактора Аверьяна Никаноровича Кривошапки. На нём вся газета держалась. Работа с верстальщиками, авторами, репортёрами, общение с властями… С тех пор как Сергей Николаевич увлёкся написанием «Истории танца» вся ежедневная рутина легла на Сырокамского. Кривошапка не очень-то утруждал себя заботами. Сам Толстяков, числится главным редактором. Он оставил себе для всего два вопроса: распределение прибыли и окончательное решение по новым авторам, печатать или нет. Рукописи ему присылает Кривошапка по почте. Но согласись, какая нелепая смерть! И за что ему так? А ведь неплохой был человек. Помню, как-то привёз ему тетрадку первого сборника своих рассказов, а он, не то чтобы отделаться от меня и выпроводить скорее, а наоборот – усадил, предложил чаю. А сам, тем временем, всё глазами бегал по строчкам. Минут через десять оторвался от бумаги, улыбнулся и говорит: «Мне нравится, как вы пишите. Я бы с большим удовольствием уверил вас, что мы эти рассказы напечатаем в ближайших номерах. Но, к сожалению, моё слово здесь не первое. Всё зависит от главного редактора. А он у нас слишком большой привереда и считает, что все должны писать как Толстой, Чехов или Горький». А потом пожал плечами и добавил: «Со своей стороны могу обещать одно: озвучу начальству свою положительную рецензию. А там уж, что скажет Сергей Николаевич. Но вы позвоните мне через недельку-другую. Думаю, к этому времени всё будет ясно». А когда я позвонил, и он мне с радостью сообщил, что уже к концу месяца выйдет мой первый рассказ. Вот так…Очень жаль, что не стало Петра Петровича. Хочешь не хочешь, а невольно подумаешь, что кто-то там, на самом верху, уже давно за всех всё решил: кому на этом свете оставаться, а кому пора отходить в мир иной…А мы тут крутимся, суетимся, бегаем как муравьи и не знаем, что в любой момент наши минуты на этой земле могут оказаться последними.

      – Ой, Клим, не пугай… Хорошо, что я велела Варваре отправить Толстякову телеграмму о нашем приезде. А то, глядишь, и разъехались бы. Мы в Сочи, а Сергей Николаевич – в столицу на похороны.

      – Не