Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век (адаптирована под iPad). Борис Акунин

принял его с почетом, предложил сан патриарха – и Филарет согласился, хотя много раз видел первого самозванца и не мог не знать, что имеет дело с ряженым.

      Теперь двоевластие наступило не только в государстве, но и в церкви: два государя, два патриарха.

      Встреча «супругов» после разлуки. И. Сакуров

      Но ценность Филарета этим не ограничивалась. Как глава самой родовитой боярской фамилии и родственник угасшей династии, он обладал огромным весом и влиянием в среде московской знати.

      Теперь в Тушино потянулись настоящие аристократы – Трубецкие, Черкасские, Салтыковы, Барятинские, Плещеевы и многие другие. Боярская дума Лжедмитрия существенно «облагородилась» и теперь не уступала московской по блеску имен. Боярским званием был пожалован простолюдин Заруцкий, оказался в думе и вновь вынырнувший на поверхность Григорий Шаховской, но первые роли в этом марионеточном правительстве играли «природный» боярин Михаил Салтыков (родственник Филарета), князь Дмитрий Трубецкой и князь Дмитрий Черкасский. Я называю тушинскую думу марионеточной, потому что ее роль была декоративной и вся полнота власти по-прежнему находилась у военного командования, по преимуществу польского.

      Вслед за «большими людьми» в стан самозванца стали являться перебежчики помельче. Чем скуднее и голоднее становилось в Москве, тем гуще делался этот поток. От Шуйского уходили дворяне, дьяки, военные. Купцы увозили из города в Тушино на продажу и так немногочисленные припасы, потому что у Вора лучше платили. Если же положение Дмитрия ухудшалось (в его лагере постоянно случались какие-то потрясения), поток устремлялся в обратную сторону. Одни и те же люди меняли свое «подданство» по несколько раз. Таких прозвали «перелетами». Оба царя нуждались в сторонниках, принимали и награждали перебежчиков, что еще больше поощряло эту вакханалию измен. Костомаров с горечью пишет, что у служивого сословия «не оказалось в наличии чувства долга». Хотя чему ж тут удивляться? Ни один из царей не вызывал ни любви, ни уважения.

      Устав томиться под стенами столицы и не имея достаточно средств, чтобы взять ее приступом, польские предводители тушинской армии решили действовать по-другому. К осени 1608 года войско Лжедмитрия разрослось до 60 000 человек: поляков, перебежчиков-дворян и казаков (таковыми называли не только донцов и запорожцев, а вообще всех «гулящих людей»).

      С такими силами можно было взять Москву в плотную блокаду и вынудить к сдаче голодом. Нужно было лишь перекрыть все дороги, по которым в столицу попадали подкрепления и припасы.

      Части Яна Сапеги и Александра Лисовского обошли город с севера, со стороны Волги; другие отряды предприняли такой же маневр с юга, через Оку. Чтобы замкнуть кольцо, оставалось только взять укрепленный Троице-Сергиев монастырь, стороживший Ярославскую дорогу.

      Древняя обитель, которой управляли архимандрит Иосиф и келарь Авраамий Палицын, твердо стояла против самозванца. Захватить