Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения. Владимир Высоцкий

к пульту, как к военным картам,

      Войсками дирижер повелевал,

      Своим резервам – терциям и квартам —

      Смертельные приказы отдавал.

      И черный лак потрескался от боли,

      Взвились смычки штыками над толпой

      И, не жалея сил и канифоли,

      Осуществили смычку со струной.

      Тонули мягко клавиши вселенной,

      Решив, что их ласкают, а не бьют.

      Подумать только: для ленивой левой

      Шопен писал Двенадцатый этюд!

      Тончали струны под смычком, дымились,

      Медь плавилась на сомкнутых губах,

      Ударные на мир ожесточились —

      У них в руках звучал жестоко Бах.

      Уже над грифом пальцы коченели,

      На чьей-то деке трещина, как нить:

      Так много звука из виолончели

      Отверстия не в силах пропустить.

      Как кулаки в сумбурной дикой драке,

      Взлетали вверх манжеты в темноте,

      Какие-то таинственные знаки

      Концы смычков чертили в пустоте.

      И, зубы клавиш обнажив в улыбке,

      Рояль смотрел, как он его терзал,

      И слезы пролились из первой скрипки

      И незаметно затопили зал.

      Рояль терпел побои, лез из кожи,

      Звучала в нем, дрожала в нем мольба,

      Но господин, не замечая дрожи,

      Красиво мучал черного раба.

      Вот разошлись смычковые, картинно

      Виновников маэстро наказал

      И с пятой вольты слил всех воедино.

      Он продолжал нашествие на зал.

‹1972›МОЙ ГАМЛЕТ

      Я только малость объясню в стихе —

      На все я не имею полномочий…

      Я был зачат как нужно, во грехе —

      В поту и в нервах первой брачной ночи.

      Я знал, что, отрываясь от земли, —

      Чем выше мы, тем жестче и суровей;

      Я шел спокойно прямо в короли

      И вел себя наследным принцем крови.

      Я знал – все будет так, как я хочу,

      Я не бывал внакладе и в уроне,

      Мои друзья по школе и мечу

      Служили мне, как их отцы – короне.

      Не думал я над тем, что говорю,

      И с легкостью слова бросал на ветер, —

      Мне верили и так как главарю

      Все высокопоставленные дети.

      Пугались нас ночные сторожа,

      Как оспою, болело время нами.

      Я спал на кожах, мясо ел с ножа

      И злую лошадь мучил стременами.

      Я знал – мне будет сказано: «Царуй!» —

      Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег.

      И я пьянел среди чеканных сбруй,

      Был терпелив к насилью слов и книжек.

      Я улыбаться мог одним лишь ртом,

      А тайный взгляд, когда он зол и горек,

      Умел скрывать, воспитанный шутом, —

      Шут мертв теперь: «Аминь!» Бедняга Йорик!..

      Но отказался я от дележа

      Наград, добычи, славы, привилегий:

      Вдруг стало жаль мне мертвого пажа,

      Я объезжал зеленые побеги…

      Я позабыл охотничий азарт,

      Возненавидел и борзых, и гончих,

      Я от