Печальная земля. Тимофей Костин

, чтобы они не захлебнулись, и нелепо извиваясь, я тяжело преодолел еще пару метров. Когда дно подступило совсем близко, мне пришлось отпустить одну и парой рывков выволочь их из воды по очереди, так, что девушки оказались навзничь лежащими на песке. На большее сил не осталось.

      Я замер, не веря, что плавание, наконец, завершилось. Мелодично поплескивала крохотная волна, шумно отфыркивалась и кашляла неподалеку Алиса – видимо, она тоже добралась благополучно.

      – Охо-хо-хо-хо-о-о-о… – выдохнув со дна души, я позволил натруженным мышцам расслабиться. Бам. Песок под затылком оказался плотным, но неожиданно теплым по сравнению с водой. Неподвижность доставляла настолько острое, ни с чем не сравнимое наслаждение, что я помедлил пару секунд, борясь с желанием закрыть глаза и остаться так навечно.

      Нет, положительно, приводнись мы еще на пятьдесят метров дальше от берега – и выплыть бы не удалось.

      Увы, как бы то ни было, на отдых тратить время было нельзя. Я сел – мышцы протестующе застонали – и похлопал по мягкой щеке черноволосую отличницу, каким-то чудом сохранившую свои круглые очки.

      – Приплыли, милостивая государыня. Вы как, в целом?…

      К счастью, она и так уже вышла из ступора: закашлялась, завозилась, перевернувшись на бок так, что мокрая растрепанная косичка вывалялась в песке, обхватила руками голову и завсхлипывала, сотрясаясь крупной дрожью.

      – Ну-ну, чего уж теперь-то реветь… – пробормотал я, но, по-хорошему, времени на утешения не имелось. Вторая утопленница не шевелилась и не подавала признаков жизни, ободранное черное концертное платье обвило стройные ножки, подобно савану, четко очертив ремешок на бедре и пустую кобуру. Спутанная вороная грива, заострившийся носик, тени от длинных ресниц на полупрозрачной коже… в памяти всплыла картина, которую я видел в Музее изящных искусств. Не хватало только равнодушного полицейского, раскуривавшего трубку над бессильно распростертым телом утопленницы. Нет, погодите…

      Я перекатил неудачливую инсургентку животом себе на колено так, чтобы голова оказалась внизу. Зажурчала вытекающая изо рта вода. Ага, получилось.

      Теперь – искусственное дыхание. Славен будь занудный семинар Красного Креста, который я прослушал по требованию отца перед первой археологической экспедицией, в которую он взял меня с собой!

      Вернув девушку в исходное положение, я подтянул колени под себя, наклонился, набрав побольше воздуха. Мертвенно бледное личико оказалось прямо перед глазами, бледные губы раскрылись, подобно чайной розе. Не знаю, каким опытом могла похвастаться инсургентка, но мне пока еще не доводилось лезть с галльскими поцелуями к беззащитным красоткам. Как ни крути, а что-то в этом есть. В живых девушках отсутствует эта декадентски-романтичная перчинка, да и пощечину отвесить могут, в конце концов. То ли дело смирные утопленницы.

      Отогнав, впрочем, неприличные мысли, я положил правую ладонь на холодный лоб с прилипшими вороными прядями, и поднес ухо к губам девушки. Стук крови в висках и собственное хриплое дыхание мешали расслышать хоть что-то. Кажется, все-таки тихо. Мои мокрые щеки гладил прохладный бриз. Мешалось ли с ним легкое дуновение ее дыхания или нет – пойди, разбери. Черт. Но перестраховаться – не недобдеть.

      Я снова поймал губами нежные лепестки, зажав пальцами правой руки ее носик.

      Фу-у-у-ух!

      Воздух пошел легко, и левая моя рука ощутила, как приподнялась грудная клетка пострадавшей.

      Надо сказать, ладонь ощутила далеко не только это легкое движение – понимаете, сперва ей нужно было найти подходящее место, а это оказалось не так-то просто. Мягкие холмики, едва прикрытые тонким промокшим шелком, заставили ладонь стыдливо двинуться туда-сюда. Рельеф, рельеф… где же здесь равнина? Под шелком нащупались более плотные чашечки. Так, это будет мешать.

      Я просунул руку вниз, между лопаток пациентки, где глубокий вырез здорово облегчал задачу, пошарил под тонким шелком. Ага, вот здесь. Щелк, тонкий крючок отцепился без сопротивления, будто понимая его неуместность.

      Уф. Спокойно, спокойно. Долой некрофильские мысли.

      Глубокий вдох и новый выдох в неподвижные губы. Потом еще и еще. Перед глазами замелькали звездочки, и я мотнул головой, чтобы отогнать дурноту. Так, теперь непрямой массаж сердца. Выпрямившись, я положил вторую ладонь поверх первой – старавшейся, как видим, все не зря – и начал ритмично и быстро толкать податливую грудную клетку. Раз, два, три… десять… пятнадцать… тридцать. Ого, как прыгает!

      Набрать воздуха. Выдохнуть раз. Другой. Выпрямиться, сложить руки. Раз, два, три…

      На следующий раз, прежде чем проделать очередной цикл искусственного дыхания, я опять приблизил ухо и прислушался. Так, слабый, уже различимый шелест, неясный хрип. Отлично! Еще пару раз! Оставив непрямой массаж, я дул и дул, пока кашель и судорожно дернувшееся под моей рукой тело не подтвердили – чудо все же случилось. Жива. Хотя кто знает, может быть, вначале я просто не уловил слабого дыхания, и все мои героические спасательские танцы были вовсе и не нужны.

      Инсургентка пошевелилась, согнула ногу – мокрый