Летающий джаз. Эдуард Тополь

не глянь, сама руїна —

      Невже це наша Україна?

      І сльози ллються із очей.

      Біля розстріляних батьків

      Лежать убиті немовлята…

      Безвинно карано людей,

      Ще й немовляточок-дітей.

      Назавтра Мария, тщательно вымыв все полы комиссариата, один кабинет – зондерфюрера Фридриха Шванкопфа – оставила напоследок. Майор Шванкопф неплохо говорил по-русски и с явным интересом поглядывал на Марию, когда заставал ее утром в комиссариате. Правда, если его взгляд опускался по ее фигуре и ногам к ступням, этот интерес тут же угасал – Мария была босая. Конечно, дома у нее хранились и туфли-лодочки, и даже фетровые ботики, купленные ей Семеном Кривоносом. Но еще при первой встрече с толстячком Гаврилюком Мария заметила, как он брезгливо поморщился, увидев ее босые, красно-коричневые и потрескавшиеся ступни. Мария тут же взяла это на вооружение, как лучшую защиту от мужского интереса к ней всех немецких офицеров, и даже зимой, в двадцатиградусные украинские морозы, приходила на работу почти босиком – в самодельных чунях. Впрочем, босиком или почти босиком – в чунях из автомобильных покрышек – ходила в то время половина, если не больше, полтавских жителей. И почти у всех женщин ступни были такие же, как у Марии – растоптанные и потрескавшиеся от обязательной летней работы: замешивания и утрамбовки на кизяки коровьего навоза с соломой…

      «Сумні обличчя у людей. Куди не глянь, сама руїна – Невже це наша Україна?» — не выходили из ее головы стихи из вчерашней листовки.

      Когда зондерфюрер Шванкопф вошел в свой кабинет, Мария сделала вид, что только что закончила уборку – взяла за дужку ведро с половой тряпкой и пошла к двери. Но остановилась в шаге от нее:

      – Герр Шванкопф, можно у вас спросить?

      Герр Шванкопф, высокий и похожий на голливудского актера, сказал:

      – Битте. Я всегда рад упражнять мой русский язык.

      – Данке шон. У моих суседей е дочка, ей чотырнадцать рокив, но вона немая. Ну, не балакае, понимаете?

      – Понимаю. Doofe.

      – Ее могут узяты на работу в Германию?

      – Битте! – снова улыбнулся герр Шванкопф. – Doffe это есть ошень харашо! Все doofe ошень харашо работать! Никогда не перечают! Я буду сказат герру Брененко про вашу дево́чку.

      – Дякую, – поспешно сказала Мария. – Данке шон.

      И с этого дня перестала выходить на работу в гебисткомиссариат. А дочку переселила в землянку на склоне к Лавчанскому Пруду.

      7

      Как я уже написал, летом склоны холмов у Лавчанских Прудов зарастали крапивой и бурьяном выше человеческого роста и так густо, что даже собаки в них не совались. Найти среди этих зарослей обвалившиеся лазы не то в пещеры, не то в древние, времен Первой мировой войны, землянки было почти невозможно. Но во время походов Марии и Оксаны на стирку к Северному пруду Оксана показала матери несколько лазов, где она пряталась, когда «сбежала из хаты». А потому землянка, которую они выбрали, была лишь снаружи похожа на кротовью