Пепел и кокаиновый король. Александр Логачев

с пограничным постом на словацко-украинской границе.

      А пана майора настолько увлекла расстрельная дума, что он не сразу заметил на фоне вечереющего неба эту парочку. Но заметил, как замечал в конце концов все на свете, сколь бы тщательно от него это не прятали. Парочка целеустремленно топала к его начальственному наблюдательному посту, оборудованному под лиственницей и состоящему из деревянного стола и лавок. И одного из двух гостей начальник дежурной смены знал распрекрасно. Потому что это тоже был начальник дежурной смены. Украинской смены. Вот уж третий год они с капитаном Крыщуком строго параллельно заступали на дежурство, отделенные друг от друга всего какой-то сотней метров. И если не каждый раз, то раз в неделю точно, в моменты пограничного затишья наведывались друг другу в гости. А незнакомец выглядел как обыкновенный мелкий деляга из сопредельного государства, подобных которому мотается каждый день туда-сюда что саранчи. И усы, свисающие до подбородка, тоже не выделяли его из намозолившей глаза публики, делающей свой маленький приграничный бизнес. Скорее уж наоборот... Капитан и незнакомец шли, мило между собой беседуя. Усатый нес в руках полосатую сумку.

      А еще через четверть часика из холодильника, подключенного к электропитанию в душной и уныло-казенной будке пропускного пункта, рядовой Иржи Бондра по приказу начальника доставил холодное чешское пиво. Выставляя на стол бутылки, Иржи Бондра прислушивался к разговору своего начальника с украинским начальником и усатым штатским, но ничего так и не понял. Понял разве только, что беседовали по-русски.

      Еще бы майору Хандушу было не знать по-русски, когда он прилежно учил его во времена тогда единой Чехословацкой Социалистической Республики и в школе, и в училище. Еще бы ему забыть русский, когда он ездил на полугодовую стажировку в Харьковское пограничное училище, а по ее завершению нес службу на совестко-чехословацкой границе, где другими языками не пользовались. Еще бы ему сейчас разучиться говорить по-русски, когда украинского он не знает и учить его на старости лет не собирается.

      Полетели в пепельницу первые пивные пробки, на стол, извлеченная из полосатой сумки Пепла, легла нераспечатанная, пахнущая типографией колода. Пальцы майора Хандуша с хрустом взлохматили упругие картонные прямоугольники, ловко и привычно приступили к тасованию, пальцы Пепла сдвинули верх колоды, после чего доски стола приняли на свои деревянные плечи первую карту.

      Майор Хандуш ничего не имел против, как выразился «кэп Крыщук», «показать, какой он есть на самом деле мастер». Почему бы и не показать, когда изо дня в день одно и то же. Даже одна и та же ворона пересекает украинско-словацкую границу каждую смену: с белым пятном на изнанке крыла.

      – Сегодня важкый день, Ежи, – в один глоток влив в себя половину пивного малька, произнес Крыщук и утер губы рукавом форменной рубахи.

      – У нас каждый день, как гиря на ноге, Микола, – эхом тут же отозвался Хандуш.

      Этими