Смотрящий по неволе. Александр Логачев

дверь на себя и таким манером выволок вцепившегося с той стороны в дверь банщика пред светлые очи.

      – Ты че, опух!? – взвыл банщик уже не гундосным, а совсем другим голосом. Как в липком коктейле, в голосе один к трем мешались борзость и страх. Белый мятый халат на банщике вспомнил те времена, когда его регулярно крахмалили, и встал дыбом.

      Сергей взял хама за грудки и отодвинул от входа, а сам вошел внутрь. Без комментариев.

      Внутри ему понравилось. Светленько, чистенько, клубничным мылом вкусно пахнет. Насвистывая какую-то хулиганскую чепуху типа «Цыпленка жареного», Сергей прогулочным шагом двинулся вдоль выкрашенных в стерильный цвет морской волны дверей при табличках «Кастелянша», «Мозольный кабинет», «Гардероб», «Директор»...

      – Закрыто! – догнал и засеменил сзади банщик. В коктеле его голоса убавилось борзоты и прибавилось страха.

      – Уже нет, – вполне объективно отрезал Шрам, с любопытством осматриваясь, как на экскурсии в Третьяковской Галерее. Всюду белый кафель и в нем северным сиянием бликует свет неоновых ламп. В закутке ларек с гигиеническими прибамбасами: шампуни, лосьены и мазь против грибков. Тех грибков, что грибники собирают между пальцами ног.

      – Мест нет! – заныл банщик, жалкий и потный в своем мятом халатике. А ведь на голову выше Сергея, и халат на животе не сходится. Пышные телеса трясутся при каждом семенящем шаге, не человек, а студень.

      Увидев табличку «Люкс», Шрам бесцеремонно заглянул внутрь, и его портрет размягчился в довольной улыбке:

      – Уже есть места, – Шрам вошел в предбанник, сладко потянулся и хлопнул по плечу цепным тузиком волокущегося следом местного аборигена, – Значит так, дружек, пару часиков я попарюсь с дальней дорожки. А ты мне скоренько, что положено, подгони. Простынь хрустящую, полотенце махровое, мыло одноразовое и пару пива студеную. Девок продажных не беспокой... пока. И не бзди, я хорошо отмаксаю, – Сергей, вроде оказывает первую помощь, небрежно сунул в нагрудный карман халата банщика соответствующую случаю купюру. Легонько подтолкнул пышнотелого аборигена за порог и с чувством исполненного долга плюхнулся в дермантиновое кресло.

      До зоны, в прежнем житье-бытье Сереге часто доводилось обретаться в подобных бактерицидных пенатах. Ему были до жути знакомы жлобские кресла, бильярдный стол, на котором чаще пялили заказных шлюшек, чем гоняли шары. Его тошнило, хорошо хоть не в буквальном смысле, от вечного в подобных местах шмона. Шмонило суммой дорогого пойла, тухлых яиц, одеколона и хлорки.

      Увы, он не стал расстегивать пуговицы и снимать уже провонявшие потом в душной электричке шмотки, хотя помлеять в парилке мечталось. Не время. Лениво на ощупь порывшись в полиэтиленовом пакете, Шрам достал купленную против скуки на перроне еще в Питере книгу. И раскрыл там, где было заложено спичкой:

      «...Тропическая лихорадка зацепила Андрея во время одной операции в бассейне Амазонки. Операция была самая рядовая: сбор и консервация ядов натурального происхождения для нужд секретной промышленности. Но однажды Тихомирову пришлось кухонным тесаком отмахиваться от стаи пираний