Паровой дом. Жюль Верн

Деби-Букс-Сингом, в лагере у подножия одной из гор Непала. Там, почти настигнутые преследовавшими их английскими войсками, они втроем решились перейти англокитайскую границу. Но перед этим набоб и его два спутника ради большей безопасности устроили церемонию своих собственных похорон. В действительности же было похоронено только по пальцу от левой руки каждого из них, отрезанному ими самими во время церемонии.

      – Откуда вы это знаете? – спросил у индуса один из слушателей.

      – Я присутствовал на этих похоронах. Солдаты Данду-Пана взяли меня в плен, и только шесть месяцев спустя я мог убежать.

      Во все время разговора факир пристально смотрел на индуса. В глазах его сверкали молнии. Он осторожно спрятал свою изувеченную руку под шерстяные лохмотья, покрывавшие ему грудь.

      Он слушал, боясь проронить малейшее слово, губы его судорожно подергивались, открывая ряд острых зубов.

      – Итак, вы знаете набоба? – послышалось несколько голосов.

      – Да, – ответил индус.

      – И вы узнали бы его сейчас же, если бы случай свел вас с ним лицом к лицу?

      – Так же легко, как узнаю самого себя.

      – В таком случае вы можете надеяться выиграть премию в две тысячи фунтов! – с завистью заметил один из присутствовавших.

      – Может быть, – ответил индус, если верно, что набоб имел неосторожность проникнуть даже в Бомбейскую провинцию, что, впрочем, кажется мне положительно невероятным.

      – Да и в самом деле, к чему он пойдет туда?

      – Без сомнения, чтобы снова поднять восстание, – заметил один из толпы, – если не между сипаями, то по крайней мере между сельским населением центральной полосы.

      – Если правительство утверждает, что присутствие его замечено в той провинции, – подхватил другой, – следовательно, оно имеет по этому делу хорошие справки.

      – Пусть так! – ответил индус. Если Брама устроит, что Данду-Пан встретится на моем пути, – я буду богат.

      Факир сделал несколько шагов назад, но не спускал глаз с бывшего пленника набоба.

      Наступила темная, непроглядная ночь, но оживление на улицах Аурангабада не уменьшалось.

      Многочисленные предположения и разговоры о набобе переходили из уст в уста. Тут говорили, что набоба видели в городе, там – что он уже далеко. Говорили также, что присланная с севера эстафета принесла губернатору новость о поимке Данду-Пана.

      В девять часов вечера наиболее знакомые с делом утверждали, что он сидит уже в городской тюрьме в обществе нескольких воров, прозябающих там более тридцати лет и что завтра рано утром он будет повешен без всяких формальностей, так же как был повешен Тантиа-Топи, его знаменитый товарищ по восстанию на площади Сипри.

      Но в десять часов разнесся слух, что узник бежал почти тотчас после захвата; весть эта оживила надежды всех, кого разлакомила двухтысячная премия. На самом же деле все эти слухи не имели ни малейшего основания. Голова набоба стоила по-прежнему две тысячи фунтов, и ее все еще нужно было взять.

      Больше