Наследие Луны. Дэвид Линн Гоулмон

время перебежал за следующий ящик и залег там.

      – Бен!.. Можно я буду звать вас Бен?

      Гётц на мгновение высунул голову и тут же убрал ее, однако Гамильтон успел заметить, что очки генерала разбиты. Вот и преимущество: немец хуже видит. Ли приучил Гамильтона в любой ситуации сразу же взвешивать хорошие и плохие стороны.

      – Да пожалуйста. Отчего бы не обращаться по имени к человеку, который собирается тебя убить, – сказал Гамильтон, отвернувшись, дабы не выдавать свою позицию.

      – К чему спешить, Бен? Сначала выслушай, что я хочу предложить правительству Соединенных Штатов.

      Хотелось ответить, но Гамильтон сдержался. Вместо этого он чуть привстал, положил пистолет-пулемет на ящик и затаился, ожидая, когда Гётц высунется в последний раз.

      – Чудо, Бен. В этих ящиках скрывается чудо.

      Гамильтон знал, что Гётц не будет больше рисковать и генерала придется выкуривать. Он прицелился туда, откуда, как ему казалось, должен был выскочить эсэсовец.

      – Было ваше, стало наше, как говорится. Что бы вы там ни держали, генерал, вскоре мы об этом узнаем.

      – Не спорю. Но, Бен, помимо ящиков, я предлагаю исследования, которые вот уже пять лет ведут лучшие умы Германии. Без них вам понадобятся годы, чтобы хотя бы наполовину приблизиться к пониманию того, что находится сейчас перед тобой. Повторяю: это чудо.

      – Ну хорошо, я вам поверю. Пока. – Бен прицелился выше, откуда, по его мнению, шел голос. – Что же вы предлагаете и с чего вдруг нам должно быть это интересно?

      – Все очень просто: знание, которое должно стать достоянием всего человечества и за которое любой, осмелюсь предположить, пойдет на убийство. Прошу тебя, Бен, минуту перемирия. Потом я поднимаю руки и сдаюсь.

      Гамильтон задумался. Гётц был невысок ростом, полноват и едва ли стрелял в живого человека, если не считать беспомощных женщин и детей.

      – Вот мое оружие. – Эсэсовец пустил по дощатому полу малокалиберный пистолет. – Все, Бен, я безоружен. Теперь я встану и покажу тебе то, о чем ты потом будешь рассказывать внукам.

      С поднятыми руками Гётц вышел из-за ящика. В левой руке было пусто, в правой он держал большую сумку. Гамильтон тоже встал, но не сводил пистолет-пулемет с немца.

      – Бросьте сумку, – сказал Бен, стараясь держаться как можно спокойнее.

      Гётц медленно положил кожаную сумку на ящик, за которым прятался, а затем снова поднял руку над головой.

      – Не мог бы и ты опустить оружие, мой юный друг?

      – Мне спокойнее, когда ствол метит вам в лоб, герр генерал, – проговорил Бен, выходя из укрытия.

      – Поскольку фюрер окончательно отошел от дел, я считаю, что пора сдаваться.

      Гётц вышел на середину вагона и медленно опустил руки. Поезд качнуло на повороте, и Бену пришлось перенести вес на левую ногу. Однако, как заметил Гётц, прицел у юноши не сбился ни на дюйм.

      – Увы, генерал, мои работодатели предпочитают не брать пленных. У нас другая система отчетности.

      Глядя на Гамильтона,