Третий четверг ноября. Татьяна Устинова

его в ресторан, потому что знала: он ни за что не бросит в центре Москвы свою обожаемую машину, и не станет пить «молодое божоле», и в ресторане у них не получится «предчувствия праздника»!..

      Они поехали в магазин и купили там несколько темных бутылок, украшенных странными, непривычно яркими затейливыми этикетками – как на пластмассовых йогуртовых бутылочках. Должно быть, молодому божоле полагаются именно такие нелепые этикетки, кто его знает. Еще они купили мяса, сыра и, кажется, ореховый торт, так и оставшийся невостребованным.

      Как-то моментально, в два счета, Лёка соорудила ужин, и свечи были, и пузатые бокалы, и они тянули это самое божоле, как воду, и Платон все пытался его нюхать, объявив ей, что точно знает – в вине должны быть букет, аромат, послевкусие и еще «нотки», как же без них!.. Должны быть «нотки» красной смородины, горького ириса, сладкой черешни и немного жгучего перца!

      Ничего не вынюхивалось – ни перец, ни черешня, ничего!.. Должно быть, он и вправду не понимал в вине.

      Потом в голове зашумело, как-то приятно, успокоительно, как будто теплый ветер подул с того самого французского виноградника, где разливали в бутылки молодое вино, и свечи загорелись особенно ярко, и сквозь теплый ветер в голове Платон подумал, что у него на самом деле никогда не было такого праздника, что это только Лёка и могла придумать!.. И еще он подумал, что дело вовсе не в божоле и не в том, что нынче третий четверг ноября, а в том, что им радостно и интересно вместе, как никогда не было поодиночке, и так теперь будет всегда!..

      И так на самом деле было целую вечность – до самого апреля.

      – Продолжать, – поинтересовалась ядовитая старуха-память. – Или хватит пока?..

      Третий четверг ноября!..

      А еще на кофе пригласил, и спрашивал, сделав специальный мужественный голос, пойдет ли она!..

      Должно быть, память не только отравила сознание, но и что-то сделала с его лицом, потому что астаховская секретарша Маша, едва он вошел в офис, убралась от него за перегородку и оттуда тоненьким голоском спросила, чего Платон Алексеевич желает, чаю или кофе.

      – Молодого божоле, – пробормотал Платон Алексеевич. – Ведро и половник. Взболтать, но не перемешивать.

      – Простите, пожалуйста? Еще раз, пожалуйста?

      Он никак не мог отделаться от мысли, что Лёка где-то рядом. Всего несколько стен, какое-то количество мраморной плитки, мозаичных полов, пара фонтанов – и он ее увидит. Для этого ничего особенного не нужно, просто дойти до ее рабочего места. Он даже представил себе, как она выглядывает из-за стеклянной стены и какое у нее становится лицо.

      За несколько прошедших лет они так ни разу и не встретились.

      Странно – мы все время были в городе одном!..

      Платон несколько раз заезжал к Павлу Астахову, и каждый раз думал, увидит он Лёку или нет, и так ни разу и не увидел. А сегодня они столкнулись нос к носу.

      Должно быть, от того, что ноябрь.

* * *

      Лёка тоже думала про ноябрь и про то, что день начался неудачно, меньше всего на свете она хотела увидеть свою прошлую жизнь