Соло для демона. Елизавета Шумская

не наслаждений плоти или силы, она жаждала причинять боль. И с помощью демона легко получала такую возможность. Слова из презрительно кривящихся губ били по самым больным местам самых дорогих людей. Действия доводили до смертей и предательств. А демон все смеялся. Хохотал, даря своему владельцу ощущение всемогущества и упоения собственной жестокостью, чужой болью и своим превосходством. Он на самом деле наслаждался этим. Чтобы потом сгорать от стыда и ненависти к самому себе. И это демону тоже нравилось.

      И конечно же была страсть. Никогда еще, никогда Джейко не испытывал этого чувства только лишь благодаря музыке. Это действительно была невероятно чувственная вещь. Чувственность звучала постоянно, словно была фоном для всего остального. В любовных сценах и в драках, в рассуждениях и мучениях, в насмешках и танцах, она была везде.

      «Нет искусства порочней музыки, – думал Тацу, слушая, как демон призывает мага отступить от своих принципов. Он так описывал наслаждение, что никто бы не смог устоять. И тут же ситуация менялась – вокруг были люди, и завязывалась драка. И даже в ней – в противостоянии и сумасшедших выпадах поединка – была страсть… – И нет его же прекрасней».

      Джейко поймал себя на том, что сжимает пальцами бархатную обивку края балкона. С трудом сглотнул и скосил глаза на спутников. Губы Моранны были приоткрыты, а дыхание сбилось. Зеленые очи Скии расширились, и в них дрожало пламя. Даже Логан был другим. Не совсем понятно в чем, но словно кто-то сдернул с его лица извечную маску сдержанности и ответственности. Даже в драках, их яростных сумасшедших тренировках на пределе возможностей, с минимальной страховкой, он всегда оставался холодно-собранным. Даже во время празднований и попоек он умел держать себя в руках. И его демонические корни проявлялись только в этом умении оставаться спокойным, что бы ни случилось. И вот сейчас… будто нет этой маски. Странный блеск в глазах, сжатые губы, напряженная поза и даже стиснутая в кулак рука. И… столько же чувств на лице. Непонятно каких, но сильных, а только такие свойственны эллуям. И в лице отражалась сейчас вся суть этого существа, заключенная только в одном слове – опасность. Логан Вэрл был опасен, как хищник на своей территории. И это так завораживало…

      Но вот снова на сцене Алиера Лакост, и невозможно думать ни о чем другом. Опера заканчивалась с точки зрения общепринятой морали плохо. Демон сумел разрушить почти все, что было дорого для юного мага. И отношения, и жизнь близких, но заодно и все запреты. И все ханжеское общество, окружавшее главного героя, было буквально перевернуто и уже не могло жить, как прежде. А маг погиб. Собственно, все и шло к тому. То, что главный герой умрет, было понятно с самого начала, однако все равно потрясало. Сейчас Алиера исполнял последнюю арию демона, умирающего вместе с магом. Он говорил о том, что отлично повеселился, о том, что будет приходить всегда, пока мы будем жить за своими шорами, пока будем бояться собственных страстей и пока есть те, кто умеет любить и страдать. Демон хохотал над людьми,