Глаз Паука. Олаф Бьорн Локнит

занимала чуть не половину комнаты и пребывала в жалком состоянии. Непонятно зачем он прикончил все подушки, изодрал простыни в живописные лохмотья и изрубил часть резного изголовья. Облегчения это не принесло, а хорошая вещь была безнадежно испорчена.

      В приступе отчаяния ему опять захотелось разбить или сломать что-нибудь, но в пределах досягаемости не осталось ни одной целой вещи. Можно, конечно, заняться креслами и превратить их в кучу щепок… Или развеять к демоновой бабушке треклятый город – на кой ляд он вообще его создал?! Сжечь его, похоронить под песками, смыть приливной волной, заставить призрачных жителей драться меж собой, пока не падет последний… можно все, но разве это вернет Ферузу?

      Так что лучше молча любоваться ею, растравляя душу. У вещей довольно короткая память, оживленные заклятьем воспоминания так долго принадлежавшей гадалке колоды карт скоро сойдут на нет. Тарок вновь станет тремя десятками истрепанных кусочков кожи, покрытыми облезшей краской, бесполезными и никчемными. Он будет валяться здесь, неотрывно глядеть на нее и потихоньку сходить с ума от безнадежности – хотя смертные уверены, что с подобными ему такого случиться не может.

      Впрочем, владельца Башни-на-побережье подобные мелочи не волновали. Его вообще ничего не волновало, кроме наваждения, уже начинавшего постепенно таять. Алое платье Ферузы казалось слегка выцветшим, и золотые соцветия на нем вроде бы поблекли… Неужели его способностей достало только на несколько кратких мгновений чуда, а потом все пойдет своим чередом? Мертвецы канут в прах, он останется в одиночестве посреди рассыпанных сокровищ Башни…

      Будто подчеркивая безнадежную нелепость ситуации, под куполом поплыл чистый девичий голосок, сопровождаемый перезвоном невидимой виолы:

      …И с кошкой под окном

      все смотрим за огнем —

      но думаем не о нем.

      И свечка догорит,

      и печь проговорит:

      «Усни-ка в тепле, при мне…» —

      и месяц кувырком

      покатится клубком

      по крышам – все ниже – в снег…

      Порвется в пальцах нить —

      легко соединить:

      здесь путь привычен и прост…

      А вот как карты не кидай,

      на сердце не гадай —

      дорога, дорога врозь…

      Бесхитростная мелодия стала той соломинкой, что переломила спину верблюда: агатовые зрачки подозрительно заблестели, послышался отчетливый душераздирающий всхлип. Возившиеся на полу хорьки бросили игру, уселись кружком и уставились бусинками глаз на своего господина и повелителя, недоуменно пересвистываясь.

      Под одним из кресел мелькнул изумрудный проблеск, и на свет задом наперед выбралось непонятное существо. Росточком оно едва ли достало бы человеку до пояса. Пришлец, судя по внешнему виду, годился Хозяину Башни в прадедушки, носил одежку пронзительно-зеленых цветов и залихватски сдвинутый набок алый колпачок. Еще карлик мог похвастаться клочковатой седой