Служу по России. Савва Ямщиков

видя его работы, я не удивлялся тому, что лучше всего у него получались эпизоды, где действовало или побеждало зло. Мне казалось, что в эпизодах, где должно было утвердить добро, случались лишь декларации.

      Так продолжалось до тех пор, пока к нему реально не приблизилась смерть. Последняя работа свидетельствует, что смерть заставила его сделать единственный возможный выбор – вверх. Он пришел к необходимости искупления.

      Господь настиг его».

      Сколь важен и непрост был выбор, подтверждает дневник самого Андрея. «Религия, философия, искусство – эти три столпа, на которых держится мир, – даны нам для того, чтобы символически материализовать идею Бесконечности». Эта запись сделана осенью 70-го, задолго до «Жертвоприношения».

      Последний раз я видел Тарковского в середине семидесятых. Мы со Львом Николаевичем Гумилёвым бродили по арбатским переулкам. Андрей, как всегда, куда-то торопился. Задержался с нами ненадолго, чтобы поближе познакомиться с учёным, лекции которого посещал вместе со своими студентами с Высших режиссёрских курсов. Прощаясь, отозвал меня в сторону и сказал: «Завидую, Савелий, дружбе твоей с таким самобытным и чистым человеком. Счастливый! – и, как это было свойственно ему, резко перешёл на другую тему: – Ты читал что-нибудь Валентина Распутина? Нет? Обязательно прочти. Это классик. Но приготовься плакать».

      Этот разговор вспомнился мне спустя полгода, когда в очередной командировке несколько дней не выходил я из гостиничного номера, окунувшись в незамутненные воды распутинской прозы. Как и обещал Тарковский, я с трудом сдерживал слёзы, сопереживая страданиям жителей русской глубинки.

      Как жил бы Андрей Тарковский сегодня? Я часто спрашиваю себя об этом в нынешние годы крушения всех устоев нашего земного бытия. Первый ответ был получен мною от Владимира Максимова, близко дружившего с Тарковским в эмиграции. С Владимиром Емельяновичем я познакомился и сблизился в Париже, когда оказался там после двадцати лет «невыездов». Центральное телевидение показало несколько передач о наших встречах, приезжая в Москву, он часто заходил в мою мастерскую. Здесь собеседниками Максимова бывали Валентин Распутин, Василий Белов, Владимир Крупин, Валентин Курбатов.

      На съемках «Андрея Рублева» с В. Юсовым и А. Солоницыным. Монах – С. Ямщиков

      Очень резко отзывался Максимов о «подвигах» псевдодемократов, умело извлекавших личную выгоду из революционных событий тех дней. «Вместо того чтобы покаяться в тихом уголке церкви, где их никто не увидит, бывшие цэкушники, специалисты по бракоразводным процессам, торговцы цветами и упитанные мальчики из благополучных номенклатурных семей учат нас жить! Один такой «революционер» несколько лет назад напечатал в журнале «Коммунист» статейку-донос, после которой Льва Гумилёва отстранили от университетской деятельности. Другой, крупнейший функционер, следил многие годы за каждым шагом Солженицына, Александра Зиновьева и моим «Континентом». Теперь он лидер перестройки, а как ловко