Бретер и две девушки. Татьяна Любецкая

тем более в ушах, ей держать не довелось. Тяжеленькие подвески качались в ушах, как качели, на которые одновременно хотелось и влезть.

      – Поносила и снимай, – шепнула Лиза.

      Китти аккуратно сняла качели и положила туда, где лежали, – без всякого притом сожаления. В сущности, они уже сыграли свою судьбоносную роль – она к ним привыкла! Так быстро? Мгновенно! То есть уже почувствовала, что значит носить брюлики, что они ей идут и, значит, придут – вот примерно какой глубины и длины мысль петляла в забубённой Киттиной голове.

      Меж тем Мусенька уже показывала веранду… Комнату для стиральных машин, погреб…

      – Чувствуете, как здесь прохладно? А поглядите, сколько у нас старого и очень старого вина, бутылок – не сосчитать!

      – Что мы, считать, что ли, сюда приехали? – пошутила Китти.

      Разумеется, осмотр дома сопровождался трепом, то есть тараторила в основном Муся. Наконец-то прибыла свежая, благодарная аудитория! А то ведь Мариночка своим обществом не баловала. Говорила же Муся в основном о ней, обожаемой внучке. Бедная девочка столько работает! У них ведь тут, знаете, прохлаждаться не дают, поэтому ей не до меня. Бывает, целыми днями – ни словечка… Ну да ладно, зато теперь девочки приехали…

      – Теперь нам всем будет веселей! – подольстилась Китти.

      – А хотите, я вам Мариночкины туалеты покажу?

      – Хоти-им! – проорали девчонки.

      Втроем они притащили из хозяйской спальни кучу тряпок и туфель, тряпки разложили на диване, туфли – на полу, и Мусенька принялась их по очереди демонстрировать, а девчонки, возбужденно перебирая, стали прикладывать их к себе. Вдруг Китти прямо зашлась от обалдения.

      – Ка-акие ботильоны… – прошептала и выхватила из обувного развала пару лаковых, сверкающих стразами ботиков. Они гордо и немного брезгливо возвышались на шпильках среди других пар. – Да за них можно жизнь отдать!

      – Ладно, поживи уж, – добродушно молвила Муся.