Мечта дилетантов. Чингиз Абдуллаев

Абасов столько лет был нашим сотрудником.

      – У меня к вам будет один очень необычный вопрос, – улыбнулся Дронго, пробуя чай. Он был вкусным, зеленый и с жасмином. – Насчет ваших отношений.

      – Догадываюсь, какой, – усмехнулся Гольдфельд, – вам интересно, как вообще мы уживались. Еврей во главе банка и азербайджанец в качестве одного из его заместителей.

      – И не просто азербайджанец, – заметил Дронго, – он мусульманин и шиит. Он из Баку, а там живут в основном шииты. Насколько я помню, это самые непримиримые враги Израиля в Иране и Ливане.

      – Верно, – кивнул Гольдфельд, – именно поэтому мне очень важно было присутствие Ахмеда Абасова в нашем банке. Мы ведь работаем со странами СНГ и Прибалтики. Поэтому в нашем банке работают представители практически всех народов нашей страны. Среди моих трех заместителей – русский, азербайджанец, латыш. Среди начальников отделов у нас есть белорусы, украинцы, даже киргиз. Я считаю, что это наиболее верная политика в таком банке, как наш. Конечно, мы ориентируемся прежде всего на деловые качества наших сотрудников, но их национальное многообразие – это бесценный капитал нашего банка. Что касается мусульман-шиитов, то вы правы. Они настроены по отношению к Израилю наиболее агрессивно. Но я был в Баку и не видел этой агрессивности. Более того, насколько я знаю, там открыты регулярные рейсы между Баку и Тель-Авивом.

      – Они даже летают под совместное пение на двух языках, – улыбнулся Дронго, – это было самое важное, что я должен был узнать. Мне важно было уточнить ваше отношение к Абасову.

      – Я считал его своим другом, – поднял голову Гольдфельд, – и буду так считать, независимо от того, какой приговор ему вынесут в суде. Не знаю, почему он это сделал, но уверен, что мы еще узнаем. Однако в любом случае он показал себя как очень компетентный и добросовестный специалист. И я не могу сказать о нем ни одного плохого слова.

      – Постарайтесь не говорить этого журналистам, – посоветовал Дронго, – иначе они обратят ваши слова против вас. Вы действительно хотели сделать его первым вице-президентом банка?

      – Да. Я не скрывал своих планов. Он был очень деятельный человек, на которого я мог вполне положиться.

      – Ребрин должен был уйти?

      – Он уже давно болеет. В прошлом году ему сделали шунтирование сердца. Есть какой-то предел для столь сложной работы, которой мы занимаемся. Нам нужно подумать и о здоровье человека. Поэтому Дмитрий Григорьевич знал, что работает здесь до конца года. Мы не делали из этого особых секретов.

      – И его такая перспектива устраивала?

      – Она устраивала его жену, детей и внуков. У него три дочери и шестеро внуков. Все мальчики, как по заказу. Старшему уже семнадцать. По-моему, они хотят видеть живого дедушку. Хотя он сам, конечно, недоволен. Не говорил нам об этом, но постоянно подчеркивал, как хорошо себя чувствует после шунтирования. Все время говорил, что врачи дали ему еще пятнадцать лет. Любит шутить, что его чинили по методу Дебейки. Вы, наверно, слышали – этот американский