Мертвые наук не внемлют. Татьяна Туринская

на этом якобы теряют кучу процентов.

      – Мой любит! – хихикнула та, подмигивая Вайсу: дескать, смотри-ка, кто бы мог подумать, что твоя красавица разбирается в таких вещах.

      Полина спохватилась:

      – Кстати о процентах. Все забываю спросить: а под какой процент ты в ипотеку вляпалась?

      Катя на мгновение замешкалась с ответом, припоминая:

      – Под десять.

      – Под десять? Что, сразу десять, с самого начала? Ни фига себе. Это где ж такие ссуды выдают?

      Одинокова смутилась:

      – Я не люблю говорить вслух о деньгах. Это слишком личное. Не то что замужество! Представляешь, две скважины!

      – Нет, Кать, постой. Что-то я не поняла. В самом деле под десять? Класс. Поделись адресом – может, я сумею перебраться к ним? Сейчас такое вроде возможно. Есть сложности, конечно, и все-таки. Я бы попробовала – попытка – не пытка. Как называется? Банк, я имею в виду.

      Аркаша заржал:

      – Банк спермы!

      Одарив Вайса презрительным взглядом, Полина оставила его реплику без ответа и вновь обратилась к подруге:

      – Так что за банк?

      Одинокова недовольно скривилась:

      – Ой, Полинка, я тебя умоляю. У меня сегодня такой замечательный день, я замуж выхожу, а ты пристала с какими-то процентами. Не опошляй. Давай не будем сегодня обсуждать материальные проблемы. Тем более что скоро все они, по крайней мере, мои, будут решены раз и навсегда. Ты хоть представляешь себе, что это такое: две нефтяные скважины?! Ты только вдумайся: звучит, как песня: «Две нефтяные скважины»!

      Ирочка восхищенно протянула:

      – А-баль-деть! Везет же некоторым!

      Вайс ощутимо пихнул ее локтем в бок:

      – Можно подумать, тебе повезло меньше.

      Та дернулась, не столько, впрочем, от удара, сколько от осознания, что своими бестолковыми словами могла ранить Аркашино самолюбие:

      – Ну что ты, Аркашенька, мне повезло, мне с тобой очень повезло! Просто… Катьке ведь не повезет так, как мне, правда? Ты ведь мой, да? Она ведь тебе не нужна? – выкрутилась она. – Что ей остается делать? С Андрюшкой у них все кончилось, тебе не нужна, а жить-то надо. Тогда почему бы не с этим, со скважинами? По-моему, для безрыбья очень даже нехилый вариант.

      Полина скривилась от ее слов. Даже не столько от слов, сколько от самого Ирочкиного поведения. Как-то эти ее скромность и самопожертвование в наше время выглядели не только неестественно, а уж совсем глупо, и периодически ужасно раздражали.

      – Спасибо, Ирочка, утешила. Конечно, куда моему нехилому арабу до твоего Аркашеньки.

      Макс, все это время сидевший молча, подал голос:

      – Кать, а ты вообще в курсе, что у арабов многоженство процветает?

      – Я, Журавлев, может не доктор наук, но и не идиотка. А еще я знаю, что у них в Эмиратах женского населения примерно наполовину меньше, чем мужского. А если еще учесть многоженство, то получается, что очень многие мужики не могут найти себе пару. Правда, моего Фархадика это не касается – такие мужчины, естественно, без бабс не остаются.