.

высунувшись из люка машинного, пожирал взглядом эту щель Семен. Обтянувшиеся черные скулы его затвердели, и, казалось, он готовился к решительному прыжку из своего укрытия.

      А щель, как громадный черный удав, на глазах у всех жирнела, раздувалась…

      Семен, глянув на бледное, жалкое лицо Стрежнева, не вытерпел, пружинисто выскочил из люка и молча прошмыгнул мимо Яблочкина в кубрик. Он вылетел оттуда с мешком капитана и с носа кинул его далеко на причал. Мешок глухо ударился и чем-то надсадно крякнул изнутри.

      Теперь оба молча глядели на Яблочкина, ждали.

      Наконец со злостью пнул дверь ботинком, он оттолкнулся от леера, и выскочил на причал.

      Семен молча встал на его место к штурвалу, и катер на полных оборотах кинулся наперерез реки.

      От берега и до берега он летел как нахлестанный, будто гналась за ним – хватала из-под воды за винт нечистая сила.

      Вслед за весной

      1

      Как быть дальше, оба не знали. И не говорили об этом. Ходили от берега до берега, и каждый, молча, без суеты делал свое дело: Стрежнев стоял у штурвала, Семен управлялся с чалкой, трапом, помогал при посадке и высадке старикам, женщинам… Обоим было как-то неудобно, вроде стыдно друг перед другом. А в душе, каждый про себя все же радовался.

      Семен не заходил пока к Стрежневу в рубку, но мельком, встречаясь взглядами, они старались угадать, что думает каждый.

      Так и плавали, пока, зная, что весь разговор будет потом.

      За полдень увидел Стрежнев среди пассажиров парнишку, как будто знакомого. Пока вспоминал, кто он, чей, парнишка прыгнул на катер и прямо с чемоданчиком и сумкой вошел в рубку, поздоровался.

      – Не из затона? – спросил Стрежнев.

      Тот утвердительно кивнул головой, сказал:

      – На ваш катер… матросить послали.

      – Ладно, давай, – мягко сказал Стрежнев и тут, только вспомнил, что это Мишка – прошлогодний матрос Ивана Карпова.

      Стрежнев был рад, что наконец появился свой, затонский человек: хоть как-то развеет тяжесть ссоры.

      – Ну, что там нового в затоне, давай расскажи веселенькое…

      – Все по-старому… Вчера дядя Федор умер, с третьей брандвахты.

      – Как?! – вздрогнул Стрежнев, и руки его опали. – Ты что!.. Врешь?..

      Он в упор глядел на Мишку.

      – Днем брандвахту привели в затон, вечером он сходил в баню, а ночью и умер, – сказал Мишка.

      Штурвал, оставшись на свободе, покрутился, покрутился и замер. Катер полого загибал по дуге книзу.

      Стрежнев сбросил обороты до малых, потом ослабевшей рукой стал выравнивать катер. Он поставил его против течения и работал так минуты три. Почти стояли на месте, едва одолевали течение.

      Мишка удивленно и виновато глядел на большого и такого беспомощного в затасканной и заляпанной краской фуфайке Стрежнева.

      С палубы, наклоняясь, заглядывали под стекло в рубку, пытаясь угадать, в чем дело. Но Стрежнев не замечал этого.

      Так на малых оборотах он и шел до самого берега.

      Не понимали