Поклонение волхвов. Сухбат Афлатуни

на помощь! И после этого всего вы… Идем, Игнаша, уже поздно. Идем, спаситель мой!

      В коридоре тотчас же отлепилась от Игната – пошла сама, пошатываясь. Попытался ее поддержать – мягко отвергла:

      – Довольно…

      – Я хотел увидеть твое падение! – кричал вслед Маринелли. – Твое полное падение… Ты всегда растаптывала меня, презирала меня, но на мою улицу тоже пришел праздник! Ты сломала мою жизнь!

      В глазах колотилась кровь, комната плыла. Вспомнил солдатское мясо под розгами. Почему он не вышел из-за портьеры раньше? Он не мог. Не хватило чего-то, всегда чего-то не хватало. Силы, власти… Почему он не вышел раньше?

      Еще раз нащупал револьвер в кармане.

      Железо пьяняще холодило пальцы.

      В проем двери заглянуло овечье лицо в чепце.

      – Кто здесь есть?

      Увидев Маринелли, градоначальница озарилась:

      – Алексис?! Что вы тут делаете? Ожидали меня? Признайтесь, вы что-то задумали!

      В последнем письме она звала его в Андалусию.

* * *

      Сцена являла собою Лондон; этот Лондон состоял из одной башни, изображенной без особого уважения к законам перспективы. Заиграла музыка, выбежал Ричард Глостер – встал так, чтобы был лучше виден его горб – горб и вправду был хорош.

      Нас ныне разбудило солнце Йорка

      От зимней спячки на пиры Весны!

      Затем Ричард сообщал о своих мрачных замыслах, временами справляясь взглядом у суфлерской будки, будка звучно подсказывала:

      Напраслиною я о вещих снах,

      О мнимых предсказаниях и ложью

      Меж Королем и Кларенсом посеял

      Смертельную вражду!

      Публика млела, Казадупов жмурился и пил амброзию. Ричард договорил монолог; гуськом потянулись придворные, вышел арестованный Кларенс, икавший между репликами; наконец заиграла чувствительная музыка, явился гроб, а следом и Анна Грей.

* * *

      Варенька вышла, оправила неловкое платье.

      Зал расплылся – словно вдруг между нею и залом поместили стекло. Публика – дышит в него с той стороны, стекло запотело, зрительские глаза – сквозь пар. Для чего она теперь вышла? Оплакивать. Оплакивать – ремесло женщины; мужчины не умеют пристойно плакать, не учат их этому с детства. Вспомнила дебют, в «Синичкине». Выпустили на сцену чудом, роль овладела ею, как огонь хворостом, она не помнила, что говорила, что пела, расплавленное стекло качалось между нею и залом. Потом ее пришибло аплодисментами, чуть не сбило с ног; это было лето, она мерзла, в груди еще гуляло молоко.

      Ионушка, Ионушка, где ты?

      Браво! Истинно прекрасно!

      Вы актриса – бриллиант

      Признаем единогласно

      Превосходный ваш талант.

      Этот гадкий куплетик прыгал потом блохою в голове всю ночь. Она была счастлива. Погоня исчезла, небо послало ей Игната – верного Личарду; после кислого монастырского житья она наслаждалась музыкой и дыханьем зрительного зала. От бокала вина застучало в висках; Варенька свернулась калачиком на засаленной канапешке и почувствовала себя дурным ребенком,