Аварийная баллада. (Рассказы). Евгений Жироухов

бходчик, а это значит, что он должен быть в постоянном движении, носиться по двенадцати отметкам четырёх котлов очереди среднего давления ГРЭС. Ну, как, примерно, матрос по мачтам и вантам парусного корабля. Следить, щупать, крутить-вертеть всякие там задвижки-вентилюшки на теле жаром пышущего, булькающего, скрежещущего, порой по-монстровски ухающего котла высотой с десятиэтажный дом.

      Когда Желтков, устроившись на работу, впервые переступил порог котельного цеха, ему в ноздри сразу впился запах огня и угольной пыли, хотя, при этом, кафельный пол цеха блестел чистотой. В глубине цеха фигурки персонала виделись уменьшенные расстоянием, высота цеха не просматривалась в сизой дымке.

      Поначалу вся эта геометрическая абракадабра переплетений водопроводов, коллекторов паропроводов, короба систем углеподачи, корявые бункера угольной аэросмеси, скрежещущие змеевидной спиралью шнеки, неумолимо выгребающие из-под днища котлов лавоподобные, огнедышащие экскременты их жизнедеятельности, вся эта пирамидная громада, придуманная инженерным гением девятнадцатого века вызывала у Желткова осознание собственной неполноценности. Одних только незнакомых английских терминов сколько пришлось выучить, некоторые из которых сменный персонал, чтобы не тратить время на его произношение – диаэратор – говорили просто: та хрень на шестой отметке.

      В первые недели бегал исполнять указания со схемой в руке, как какой-то «охотник на лис». Пошлёт начальник смены: беги туда-то, закрути то-то. Ну, и несёшься – в одной руке схема, в другой – «кочерга», которой нужно крутить чугунный, двухметровый штурвал какой-нибудь задвижки. А заберёшься, запыхавшись, куда-то наверх – и сомневаешься: туда ли прибежал, куда тебя послали. А то закрутишь не ту задвижку, не на той трубе, не на той отметке… Так шандарахнет, что кисло станет на всю оставшуюся жизнь… и директору электростанции, и министру энергетики.

      Через полгода, примерно, Желткову почти всё стало понятно в его должностных обязанностях. И из низшей ступени субординации – дежурный слесарь, перевели на ступень повыше – машинист-обходчик. По обязанностям – то же самое, зарплата чуть побольше и отвечаешь за дежурного слесаря, своего подчинённого, если тот закрутит что-то «не то и не там». А сам подчиняешься двум машинистам четырёх котлов, как боцманам на корабле. А, как капитану – своему начальнику смены. А тот, в свою очередь уже своим «адмиралам».

      Работа – ответственная, поэтому каждый за каждого по цепочке в ответе. Поэтому к новичкам присматривались пристально и щепетильно. Алкашню отвергали сразу. К непьющим относились с подозрением. Если новичок смотрелся «не в масть» сменному персоналу, его вполне лояльными способами могли за неделю загонять так, что тот чуть ли не бегом мчался в отдел кадров писать заявление об уходе или переводе.

      Желтков посматривал краем глаза на щит управления котлами, пока Сашка Мишин в своём полусне бубнил песню про кочегаров. На щите управления стрелки приборов подрагивали в обычном режиме, лампочки, которым нужно гореть, горели, которым не нужно – не горели. Котлы за спиной урчали, точно гигантские домашние коты. «Собачья вахта» – издевательство над человеческой природой. Вся живая природа в эти часы засыпает. Даже хищники в лесу, даже охрана в банках, даже часовые у Мавзолея…

      Петьке Желткову приходилось не спать и по двое суток подряд. По прежнему месту работы. Но там – адреналин кипел в крови, папироса за папиросой, и чифирь кружками. А тут в спокойствие нервов, под мерное урчание котлов – сон охватывал организм общим операционным наркозом.

      Желтков помотал головой, отгоняя «сонную муху Цеце». Посмотрел вправо, в другой конец котельного цеха. Там у другого стола машиниста кемарили, сложив головы на скрещенные руки, начальник смены, инженер Серёга Ланской и дежурный слесарь Витька Пучок. Машинист котла Иван Иванович Стаханов прохаживался у своего щита управления, часто встряхивая головой, тоже отгоняя «муху Цеце».

      Иван Иванович – однофамилец героя первых пятилеток, был машинистом экстра-класса ещё со флота, когда служил на крейсере в БЧ-5. Наследник по профессии тех судовых кочегаров, которые умирали с угольной лопатой в руках перед топками корабельных котлов. Его профессионализм начальство ценило, прощало и, периодически, воспитывало, увольняя по статье за прогулы. Ну, это когда Стаханов начинал доставать всех своим лозунгом: «А пошли все на хрен, кроме товарища Сталина!». Когда же Иван Иванович менял свой лозунг на тихие слова: «Да не пью я, не пью… Пошли вы все на хрен…», – его восстанавливали на работе, меняя формулировки увольнения в трудовой книжке, чтобы тот не утратил северные надбавки. И так до следующего раза, пока Стаханов не вспоминал про «товарища Сталина.

      О! Стаханов Иван Иванович и свои пятьдесят лет выглядел, как снаряд главного калибра его незабвенного крейсера.

      Начальник смены Серёга Ланской, тоже случайный однофамилец исторического персонажа, перевёлся на «Севера» с подобной же должности на электростанции где-то в забайкальской Сибири. Начальником он был душевным, без командирского гонора, и больше заискивал перед работягами, чем ими командовал. Если он чего-то и требовал, лицо его принимало выражение застенчивого паренька, вопрошающего свою