Странная моя птица. Ангелина Злобина

горизонт.

      К пристани причалила моторная лодка.

      – Инночка, кто там приехал? – Антонина Николаевна взялась рукой за подоконник и попыталась придвинуться поближе к окну.

      – Девушка какая-то, – отозвалась с веранды медсестра Инна Марковна, – к вам, наверное, вместо Жени.

      В окно было видно, как молодая женщина в светлой куртке и джинсах, прошла по парковой дорожке в сторону административного корпуса. В руке она держала небольшую дорожную сумку.

      – А как там Женя, вы не знаете? – спросила Антонина Николаевна, глядя вслед девушке.

      – Всё хорошо, не беспокойтесь, – Инна Марковна уложила в футляр тонометр, достала из кармана маленькое зеркальце, посмотрелась, придирчиво поджимая губы и хмурясь, – аппендицит – это, по нынешним временам, такие пустяки. Через две недели вернётся, опять будете гулять, читать… ругать её опять будете…

      Она спрятала зеркало обратно, защёлкнула сумку и, по привычке, усвоенной от долгого общения с пожилыми пациентами, громко и отчётливо проговорила, слегка наклоняясь к старухе:

      – Всё, моя дорогая, я вас покидаю. Сейчас кто-нибудь за вами придёт, пойдёте на завтрак. Не скучайте! – Инна Марковна взяла сумку и через веранду вышла на улицу.

* * *

      Главврач пансионата бегло просмотрел стандартный набор документов и вздохнул.

      – Видите ли, наши подопечные – это такая особенная публика… Впрочем, что я вам объясняю, вам же приходилось?

      Соня кивнула и улыбнулась. Доктор говорил смешным сипловатым тенорком, глаза за стёклами очков в тонкой оправе казались усталыми, но взгляд был цепким, внимательным.

      – А с практикой как же?

      – В августе, по месту жительства.

      – А, ну замечательно, замечательно…

      У него была странная манера внезапно задумываться и менять выражение лица. Вот и сейчас, он будто забыл о Соне, глядел в открытое окно и морщил лоб, как от возникшей вдруг головной боли.

      С улицы сильно пахло смятой листвой. К краешку белой занавески прицепился тёмный сухой лист.

      – Ну что же, – доктор неожиданно взбодрился и повеселел, – тогда сразу к делу? Итак, наша Антонина Николаевна – женщина более чем пожилая, вы знаете…

      – Да-да, мне говорили. – Соня снова кивнула и опустила глаза, сдерживая улыбку.

      – …характер сложный – девяносто восемь лет, что ж вы хотите! Да и дело уже не столько в характере: изменения в сосудах, соответственно – проблемы с памятью.

      Парамнезии имеют место быть, а так же капризы обыкновенные…

      Он снова посмотрел в окно. Где-то под крышей бормотали голуби, прицепившийся к занавеске сухой лист расправил крылышки и оказался бабочкой-шоколадницей.

      Виктор Захарович взглянул на часы и поднялся.

      – Пойдёмте завтракать, Софья Аркадьевна? По дороге поговорим, а то через двадцать минут нас с вами уже не накормят. Впрочем, – он хитро улыбнулся, – меня-то накормят, разумеется, а вот вы будете голодной до обеда. Пойдёмте! Будем есть кашу.

      Вы любите кашу? Нет? Напрасно! Для перистальтики полезно. Вам сколько лет?

      – Двадцать пять.

      – О-о… Двадцать пять лет! О чём я… Кто в двадцать пять лет думает о перистальтике!

      Соседний кабинет, звеня связкой ключей, открывала строгая дама с медицинской сумкой в руках. На Соню она безразлично взглянула поверх очков, с главврачом поздоровалась строго, как с пациентом:

      – Здравствуйте, Виктор Захарович.

      – Доброе утро, Инна Марковна. Что там на завтрак?

      – Овсянка.

      – Ну вот, видите, как замечательно! Овсянка…

      Он вышел на улицу и, не оборачиваясь, быстро зашагал по парковой дорожке.

* * *

      Позавтракать вместе не получилось. Возле столовой двое рабочих распиливали длинный сук, сломанный бурей. Они окликнули Виктора Захаровича и, отчаянно жестикулируя, увели его с собой, показывать, как упавший ночью клён снёс угол крыши бойлерной.

      Соня одна вошла в обеденный зал и села за крайний столик. Народу в столовой было немного. В кафельных стенах играло эхо большой кухни – позванивало, покрикивало высокими голосами поваров, лилось из кранов и больших кастрюль в раковины, шипело вздымающимся паром.

      От стойки, отделяющей кухню от обеденного зала, к Соне подошла женщина в белом халате с маленьким блокнотом в руках.

      – Здравствуйте. Вы кто?

      От её строгости Соня вдруг заволновалась и всё объяснила так сбивчиво, что сама себе показалась неубедительной. Однако объяснения совпали с какой-то таинственной записью в блокноте, и строгая дама удовлетворённо кивнула.

      – Завтракать будете?

      – Я бы чаю выпила. С чем-нибудь.

      – Сейчас принесу вам чай. С чем-нибудь.

      Женщина пошла обратно к стойке.

      На столе