Триумф нежности. Джудит Макнот

тоял у окна фешенебельной квартиры в пентхаусе[1], отрешенно глядя с высоты небоскреба на панораму мерцающих огней ночного Сент-Луиса. Горечь и усталость сквозили в резких движениях Рамона Гальварры, когда он, дернув за узел, ослабил галстук и, подняв бокал скотча, одним глотком почти осушил его.

      В тускло освещенную гостиную стремительно ворвался взволнованный молодой блондин.

      – Ну, что они там решили, Рамон? – нетерпеливо спросил он.

      – А ты как думаешь? – огрызнулся Рамон. – Своя рубашка ближе к телу, дорогой Роджер.

      – Вот сволочи! – взорвался Роджер.

      В бессильной ярости он запустил руку в волосы, затем решительно шагнул к бару.

      – Думают, пока старый черт был с тобой, деньги сыпались сами! – Роджер со злостью плеснул в бокал бурбон.

      – Что ж, тут они принципиальны, – саркастически заметил Рамон. – Если бы золотой дождь продолжался, они стояли бы за меня горой.

      Роджер щелкнул выключателем: при виде мебели в стиле Людовика XIV его передернуло. Сейчас она казалась насмешкой.

      – Если бы ты только рассказал, в каком состоянии был отец перед смертью… Я уверен, банкиры поддержали бы тебя. Нельзя же валить на тебя все его грехи!

      Отвернувшись от окна, Рамон прислонился плечом к оконной раме, какое-то мгновение смотрел на оставшийся в бокале скотч, затем залпом допил его.

      – Но я же не помешал ему грешить.

      – Не помешал! – яростно повторил Роджер. – Да как ты мог все предвидеть?! Этот человек всю жизнь вел себя как Господь Бог, а под конец, кажется, в самом деле себя им вообразил! Глупость за глупостью, пока все не пошло коту под хвост! Ну хорошо, пусть бы ты оказался ясновидящим! Что ты мог сделать? Контрольный пакет акций – у него, а не у тебя. До последнего дня он распоряжался всем в корпорации единолично. У тебя руки были связаны.

      – Теперь развязаны, ну и что? – Рамон пожал плечами.

      – Слушай, – в голосе Роджера звучало отчаяние, – я не заводил этот разговор раньше, чтобы не задевать твою гордость, но ты же знаешь, я далеко не беден. Сколько тебе нужно? Если у меня нет таких денег, может быть, я смогу достать.

      Впервые за это время безжалостно-властное лицо Рамона Гальварры – холодный слепок древнего испанского благородства – смягчилось. Он улыбнулся одними глазами:

      – Миллионов пятьдесят помогли бы, а лучше – семьдесят пять.

      – Пятьдесят миллионов? – растерянно повторил Роджер, уставившись на своего старого приятеля по гарвардской студенческой скамье. – Помогли бы… или спасли бы?

      – Помогли бы, Роджер. Не очень сильно.

      Резко поставив бокал на мраморный стол, Рамон повернулся и направился в комнату, которую он занимал с того дня, как на прошлой неделе появился в Сент-Луисе.

      – Рамон, – озабоченно произнес Роджер, – тебе нужно встретиться с Сидом Грином, пока он здесь. Он сможет достать эту сумму, если захочет, и к тому же он тебе обязан.

      Голова Рамона резко дернулась. Его лицо исказила гримаса.

      – Если бы Сид хотел помочь, он связался бы со мной. Он знает, где меня искать. Что я в затруднительном положении, он тоже знает.

      – Ты уверен? До сих пор ты хранил в тайне, что корпорация терпит крах.

      – Знает, будь спокоен. И вместе с правлением банка не хочет, чтобы мне продлевали выплату ссуды.

      – Но…

      – Нет! Если бы Сид хотел помочь, он не бездействовал бы так красноречиво. Просить я не стану. Через десять дней я собираю аудиторов и адвокатов корпорации в Пуэрто-Рико и объявляю о банкротстве.

      Повернувшись, Рамон стремительно вышел из комнаты, с трудом сдерживая гнев.

      Когда он вернулся, его густые черные волосы были влажны после душа. На нем были старые потертые джинсы. Роджер молча смотрел, как Рамон закатывает рукава белой рубашки.

      – Рамон, пожалуйста, задержись на неделю. А вдруг Сид что-нибудь предпримет? Кажется, его сейчас и в городе нет.

      – Он в городе, а я уезжаю в Пуэрто-Рико через два дня. Это решено.

      Роджер тяжело вздохнул:

      – Какого черта ты собираешься делать в Пуэрто-Рико?

      – Нужно проследить за банкротством корпорации, а потом я займусь тем же, что делали мои предки, – нехотя ответил Рамон. – Я собираюсь обрабатывать землю.

      – Ты в своем уме? – вспылил Роджер. – Обрабатывать клочок земли? Уж не та ли это лачуга, где мы с тобой однажды развлекались с девочками?

      – Довольно! – прервал Рамон. – Этот клочок земли – все, что у меня есть. Вместе с домом, в котором я родился.

      – А что с домом около Сан-Хуана, виллой в Испании, что с островом в Средиземном море? Продай один из домов или остров – и будешь купаться в роскоши до конца дней своих.

      – Они проданы с аукциона, иначе корпорация не смогла бы возместить ущерб. А банки, которые ссужали деньги, кружат, как стервятники.

      – Черт бы все побрал! – беспомощно

1

Пентхаус – постройка на крыше небоскреба.