ВПЗР: Великие писатели Земли Русской. Игорь Свинаренко

худшее, что могло с нами произойти.

Проза

      – Сначала, значит, у вас была наука, а потом – проза…

      – Нет, сначала я стал писать прозу. Когда был студентом. Но писал не очень серьезно. А серьезно – это когда уже преподавал русский язык иностранцам, студентам гуманитарных факультетов.

      – Это очень скучно?

      – Я нашел для себя аспект: меньше занимался синтаксисом и фонетикой, а больше – литературой и творчеством. Но я никогда не рассматривал преподавание как основное дело своей жизни. Это скорее вариант житейского послушания. Одно время хотел бросить работу и жить, как жили советские писатели.

      – Но уже было поздно.

      – Нет, я в первый раз напечатался ровно двадцать лет назад.

      – Тогда еще что-то было.

      – Да, я ездил на всесоюзные совещания молодых писателей – под эгидой ЦК ВЛКСМ. Они проводились в подмосковных пансионатах. Автобусы отходили от горкома комсомола.

      – А, от дома приемов Ходорковского!

      – Ходорковского?

      – Ну в Колпачном переулке!

      – Да, в Колпачном… Дворец там такой.

      – Как все оборачивается, а? Сменились хозяева жизни. И не раз причем. Идя тогда в писатели – вы хотели получить дачу в Переделкино?

      – Я был идеалистически настроен. Думал не о дачах, а о том, чтоб писать, служить литературе.

      – Вы думали: «Вот стану писателем Земли Русской».

      – Ну, не Земли Русской… Но я думал – вот, что-то напишу, скажу…

      – Типа духовности что-то.

      – Да. Я готов был отказываться от гонораров, я горел тогда!

      – А семья?

      – Семьи у меня еще не было.

      – Вы, значит, действовали по матрице Льва Толстого: духовность, гонораров не брать, жить своим трудом…

      – Ну может быть. Хотя я не думал про Льва Толстого… Просто было чувство, что я могу что-то сделать в литературе. Причем желания было больше, чем возможностей, я мучился от косноязычия. Но – это были интересные годы, очень плодотворные, хорошие. Печатался в толстых журналах, куда в то время, конец 80-х – начало 90-х, было трудно попасть, тогда публиковали в основном возвращенную литературу, а для современной было места мало.

      – Вы не знали тогда, к чему это приведет… Вы добились публикаций, членства – а той красивой жизни, какая была у советских писателей, не получили. Вам сказали: теперь это ничего не стоит.

      – Я не думал – в то время, по крайней мере, – о материальной составляющей. Для меня было важно понимать, что написанное мной достойно того, чтоб быть опубликованным.

      – Но сколько драматизма в этой ситуации! Вы взяли приз, и вдруг все обнулилось.

      – Что ж, это справедливо. Советская писательская жизнь была искусственным образованием, она, как и советская власть, не могла существовать вечно. Я никогда не был диссидентом, но меня многое раздражало. Я не смог бы стать настоящим советским писателем, который изворачивается и фальшивит. Ну в чем-то смог бы, в чем-то нет, но мне было бы трудно. А после отмены цензуры ситуация стала естественней