ВПЗР: Великие писатели Земли Русской. Игорь Свинаренко

и стала так работать.

      – Эти ваши тексты из будущей книги «У войны не женское лицо» брали в журнал?

      – Нет, конечно! И потом, когда я сделала книжку, ее два года не печатали. «Ремаркизм не пройдет! – сказал мне цензор. – Ремарка начиталась?» Видно, он подумал, что я занята не тем, что не надо так писать о войне.

      – Ремаркизм – и маркесизм. Маркес, как вы, бросил журналистскую работу и сел писать книгу, денег в семье не было до такой степени, что он заложил фен жены.

      – Ну, со мной такого не было, фен я не закладывала. Тогда я не знала этой истории про Маркеса, а когда услышала ее, то долго смеялась. Кстати, и его тоже долго не печатали!

      – Он говорил, что писал романы для денег, а на эти гонорары занимался журналистикой. Тоже похоже!

      – Я скоро лечу в Колумбию – только потому, что – Маркес. Из-за Маркеса. Как он это перекручивал, какие рембрандтовские мазки у него! Посмотрю, что там за жизнь…

      – «Писать прозу о кошмарах XX века кощунственно. Тут нельзя выдумывать. Правду нужно давать, как она есть. Требуется “сверхлитература”». Кажется, это Адамович сказал? И вот еще New Yorker написал по вашему поводу, «до сих пор Шведская академия не признавала документальную прозу “литературой”, но вечно этот снобизм существовать не может. Считать замечательных авторов “недописателями” лишь за то, что они описывают действительность, по меньшей мере странно». (Понятно, что там главный редактор – журналист Дэвид Ремник, помню, в начале 90-х он был собкором в Москве от какой-то газеты, и мы с ним пересекались тогда. Но тем не менее.)

      – New Yorker! И я себе всегда это говорила.

      – А вот «Я помню чудное мгновенье» – это fiction или non-fiction?

      – Ну ясно, что это перевод чувств на язык слов… Все-таки это fiction.

      – Не описание факта? Не журналистика?

      – Не-е-ет!

      Вот вы можете то-то вырвать из жизни человека. А я же концентрирую рассказ так, что вся жизнь там. Это мой подход. Человек говорит вроде только про войну, но там он весь сидит.

      – А Библия – fiction или non-fiction?

      (Смеется.)

      – Ну что ж вы смеетесь, я вас серьезно спрашиваю!

      – Я даже не знаю… Ее столько раз переписывали.

      – И все-таки где ее публиковать, если что – на сайте «Проза» или на сайте non-fiction?

      – Вот у меня сейчас фильм вышел по «Чернобыльской молитве». Швейцарский режиссер снял. Там такой модный сплав: fiction и non-fiction. Ну вот а летопись – это что? Скажете, non-fiction? А Монтень – я сильно сомневаюсь, что все именно так было, как он описал.

      – Хорошо, я принял ваш ответ. Вы не хотите отвечать на вопрос «Библия – это fiction или non-fiction?». Это ваше право – уйти от ответа. Имеете право, вы же женщина.

      – Ну, пишущий человек – это такой андрогин… Вот скажите, Шаламов – это fiction или non-fiction?

      – Ну что же, вы изящно парировали мой удар… Шаламова я читал в самиздате, понимал, что это великий писатель… О! Смотрите! Я ответил на ваш вопрос. Ответ выскочил из подсознания, это я про словечко «писатель», то есть, не задумываясь, я его записал в фикшн… Кстати, вот еще что по этой теме пришло мне