Малахитовая шкатулка (сборник). Павел Бажов

конечно, выпороли парня и в гору. Надзиратель руднишный, – тоже собака не последняя, – отвёл ему забой – хуже некуда. И мокро тут, и руды доброй нет, давно бы бросить надо. Тут и приковали Степана на длинную цепь, чтобы, значит, работать можно было. Известно, какое время было, – крепость. Всяко галились над человеком. Надзиратель ещё и говорит:

      – Прохладись тут маленько. А уроку с тебя будет чистым малахитом столько-то, – и назначил вовсе несообразно.

      Делать нечего. Как отошёл надзиратель, стал Степан каелкой помахивать, а парень всё ж таки проворный был. Глядит – ладно ведь. Так малахит и сыплется, ровно кто его руками подбрасывает. И вода куда-то ушла из забоя. Сухо стало.

      «Вот, – думает, – хорошо-то. Вспомнила, видно, обо мне Хозяйка».

      Только подумал, вдруг засияло. Глядит, а Хозяйка тут, перед ним.

      – Молодец, – говорит, – Степан Петрович. Можно чести приписать. Не испужался душного козла. Хорошо ему сказал. Пойдём, видно, моё приданое смотреть. Я тоже от своего слова не отпорна.

      А сама принахмурилась, ровно ей это нехорошо. Схлопала в ладошки, ящерки набежали, со Степана цепь сняли, а Хозяйка им распорядок дала:

      – Урок тут наломайте вдвое. И чтобы наотбор малахит был, шёлкового сорту. – Потом Степану говорит: – Ну, женишок, пойдём смотреть моё приданое.

      И вот пошли. Она впереди, Степан за ней. Куда она идёт – всё ей открыто. Как комнаты большие под землёй стали, а стены у них разные. То все зелёные, то жёлтые с золотыми крапинками. На которых опять цветы медные. Синие тоже есть, лазоревые. Однем словом, изукрашено, что и сказать нельзя. И платье на ней – на Хозяйке-то – меняется. То оно блестит, будто стекло, то вдруг полиняет, а то алмазной осыпью засверкает, либо скрасна медным станет, потом опять шёлком зелёным отливает. Идут-идут, остановилась она.

      – Дальше, – говорит, – на многие версты желтяки да серяки с крапинкой пойдут. Что их смотреть? А это вот под самой Красногоркой мы. Тут у меня после Гумешек самое дорогое место.

      И видит Степан огромадную комнату, а в ней постеля, столы, табуреточки – всё из корольковой меди. Стены малахитовые с алмазом, а потолок тёмно-красный под чернетью, а на ём цветки медны.

      – Посидим, – говорит, – тут, поговорим.

      Сели это они на табуреточки, малахитница и спрашивает:

      – Видал моё приданое?

      – Видал, – говорит Степан.

      – Ну, как теперь насчёт женитьбы?

      А Степан и не знает, как отвечать. У него, слышь-ко, невеста была. Хорошая девушка, сиротка одна. Ну, конечно, против малахитницы где же ей красотой равняться! Простой человек, обыкновенный. Помялся-помялся Степан, да и говорит:

      – Приданое у тебя царям впору, а я человек рабочий, простой.

      – Ты, – говорит, – друг любезный, не вихляйся. Прямо говори, берёшь меня замуж али нет? – И сама вовсе принахмурилась.

      Ну, Степан и ответил напрямки:

      – Не могу, потому другой обещался.

      Молвил так-то и думает: огневается теперь. А она вроде обрадовалась.

      – Молодец, – говорит, – Степанушко.