Отрок. Бешеный Лис. Евгений Красницкий

сватьюшка Славомир, давненько не встречались, – с людоедской ласковостью пропел дед. – Годков десять, а то и поболее.

      – Корзень, чтоб ты сдох! – отозвался связанный мужик.

      «Сколько же у деда имен? Корней, Кирилл, теперь еще Корзень. Не удивлюсь, если и еще есть…»

      – Ну сдохнешь-то как раз ты, сватьюшка, но не сразу. За паскудство твое ответить придется.

      – Не пугай, христианин, светлые боги…

      – Вот перед ними-то и ответишь, и по древним славянским обычаям, – не дал Славомиру договорить дед.

      – Что ты, христов выб…, про наши обычаи…

      – Знаю! – снова перебил Корней. – И за пролитие крови ближних родичей спрошу, как надлежит! Ты, гнида болотная, дядьев с племянниками стравил. Вон три твоих сына убитые лежат, а там два твоих внука раненые кровью исходят. Помнишь, что по нашим древним обычаям за такое положено? Нет тебе прощения от светлых богов славянских!

      – Врешь, Корзень! – мужика аж трясло от ненависти и бессилия. – Не могла Татьяна родить, волхв ее чрево затворил!

      – Однако родила! Крест животворящий сильнее волхвования оказался! – дед по-волчьи ощерился, шрам на его лице сделался багровым. – А теперь получи по обычаю, изверг, родную кровь проливший!

      Три коротких взмаха меча – и Славомир лишился ушей и носа. Мишку снова скрутило, но желудок был пуст, и он только часто задышал, пытаясь унять бунтующий организм.

      – Не узнают тебя теперь пращуры, и нет у тебя ни лица, ни имени! – торжественно возгласил дед. – Андрюха, режь ему подколенные жилы!

      Немой чиркнул по ногам Славомира засапожником.

      – Не перейдешь ты теперь через Калинов мост! – продолжил речитативом Корней, словно произносил какое-то языческое заклятие.

      – Корзень, будь ты прокл…

      Кончик дедова меча, лязгнув об зубы, вошел Славомиру в рот, слова превратились в стон и бульканье.

      – Не извергнешь более хулу и проклятие! Нет у тебя отныне ни голоса, ни облика, ни имени, ни пути! Михайла, тащи ЭТО конем в лес, там ему руки освободишь, пускай ползет!

      Мишка, даже не пытаясь поймать какого-нибудь оставшегося без всадника коня, выпряг из саней Рыжуху, привязал Славомира к упряжи за ноги и повел лошадь под уздцы к ближайшим деревьям. Проходя мимо, совершенно равнодушно глянул на убитого им лучника – на эмоции не осталось уже никаких сил. Так же равнодушно, зайдя за первые деревья, освободил ноги мычащего мужика от привязи, перерезал стягивающий ему локти ремень и побрел назад по кровавому следу.

      «Двенадцатый век… Права человека, гуманное обращение с пленными, высший приоритет человеческой жизни… Все умещается в одном месте – ножнах, висящих на поясе победителя. И какая-то высшая справедливость в этом есть, Славомир ведь пощады не просил, понимал, на что шел.

      Да полноте вам, сэр Майкл, так ли вы рассуждали бы в случае победы лесовиков? Сомнительно, ох сомнительно. И Славомир тоже хорош: какой командир обречет на смерть раненых подчиненных ради удовлетворения