Хороший, плохой, пушистый. Том Кокс

для всякой дикой живности. В мой тоже заглядывают курочки и мунтжаки, но я так и не сумел наладить с ними отношения, а мать с отцом водят дружбу с рыбами, лягушками, жабами, дроздами и дятлами. Дня не проходит, чтобы мать не прислала мне сообщения о новых эпизодах общения с дикой природой. Иногда действие не ограничивалось территорией рядом с домом: «Наш телефон беспрестанно звонит, но нас никто не вызывает. В нем полно муравьев».

      Недавно я заглянул к родителям, и отец отвел меня в сторону:

      – Том, могу я с тобой поговорить?

      Если отец спрашивает: «Том, могу я с тобой поговорить?», это означает:

      а) хочет узнать, подал ли я налоговую декларацию;

      б) подготовил ли машину к зиме;

      в) решил предостеречь, чтобы, выходя из дома, я опасался всяких ненормальных и психов.

      Но на сей раз повестка дня оказалась иной. Отец вывел меня в кладовую и показал на полку, где лежала садовая обувь – отдельные образцы сохранились еще с 1946 года.

      – В моем ботинке поселилась жаба, – сообщил он.

      Я наклонился и заглянул в его садовые шлепанцы, те самые, без застежек, в которых вопреки предостережениям моей матери отец пятнадцать месяцев назад полез под проливным дождем подрезать деревья и сломал спину. Да, точно: в левом уютно устроилась маленькая зеленовато-коричневая жаба. Она выглядела вполне довольно, я бы сказал, самоуверенно. К мыску была приклеена бумажка со словами: «Там жаба!»

      – Написал, чтобы случайно не забыть и не попытаться обуть их, – объяснил отец.

      Мы прогулялись по саду, и отец показал мне недавно выращенные цукини. Одним из них он особенно гордился из-за его выгнутой формы. Затем – сеть на пруду, которую установил, чтобы его японских карпов не таскала вороватая цапля.

      – Совершеннейшая негодяйка. Даже теперь не может успокоиться, все ходит и ходит.

      На прошлой неделе цапля поймала его любимую рыбу по кличке Финн и бросила с высоты ее бездыханное тело. Заметив нарисованные мелом контуры карпа там, где он упал на плитки возле пруда, я понял, что отец тяжело переживает потерю, и не нашел нужных слов утешения.

      – Он теперь в лучшем месте.

      – Что? В земле под кустом кордилины твоей матери?

      – Нет, я имел в виду, на рыбьих небесах, или что там у них есть.

      Мы направились к сараю.

      – Здесь еще одна жаба, обосновалась на куче компоста. Я накрываю ее одеялом, а на ночь подтыкаю со всех сторон. Ты починил навес над летним садом? Не лазай сам, так погиб Кейт Харрис и его утка Орвилл.

      А позже вечером мать накормила меня потрясающе вкусной едой и повторила трижды, чтобы компенсировать то, что я в последнее время к ним редко приезжал. Отец тем временем рассказывал о писателе Мартине Эмисе, который был того же возраста, что и он, и о том, какие, благодаря разному происхождению, у них были различные в жизни возможности.

      – Когда Эмису было восемь лет, он наблюдал, как его отец делится мыслями с Филиппом Ларкином[5].

5

Британский поэт, писатель и джазовый критик.