Все они почему-то умирали. Виктор Пронин

Я еще не сказал об отдельном выходе из подвала. Кроме того, из дома легко выбраться и через гараж.

      – Это как? – не понял Шаланда.

      – В гараж можно пройти из прихожей. Три-четыре ступеньки вниз – и узкая дверь. На воротах нет никакого замка, они запираются изнутри. Хорошими такими коваными штырями.

      Пафнутьев постоял молча, обвел всех взглядом, словно предлагая подивиться необычности дома, в котором они оказались, повернулся к Андрею.

      – Надо, чтобы хозяйка провела нас по дому.

      – Это невозможно, – сказал Андрей.

      – Почему?

      – Пьяная. Вдребезги. Бросается предметами первой необходимости.

      – Тапочками?

      – В основном стеклянными предметами, Павел Николаевич.

      – Какой кошмар, – повторил Пафнутьев.

      – Бутылки, стаканы, рюмки...

      – Какой кошмар.

      Чем дольше ходил Пафнутьев по объячевскому дому в сопровождении Вохмянина, тем больше охватывало его какое-то странное состояние, в котором он и сам не мог разобраться.

      Изумление, озадаченность?

      Были, но не они, не эти чувства, определяли его впечатление.

      Скорее подавленность, угнетенность. Да, дом давил и не только тем, что в одной из его многочисленных комнат лежал труп хозяина с продырявленной головой, – нет. И не своей недостроенностью – в углах стояли свернутые ковры, по дому были разбросаны обрезки плинтусов, вагонки, древесная пыль лежала на подоконниках, к ногам липли опилки и стружки, кое-где в углах можно было увидеть стопки кирпичей, мешки с цементом, но и этого всего Пафнутьев почти не видел.

      Подавляли размеры.

      Было совершенно ясно, что никогда этому дому не быть наполненным голосами, людьми, музыкой и светом, невозможно было себе представить семью, которая жила бы здесь в мире и согласии. Неожиданно появились большие деньги, им нужно было найти применение, и Объячев вложил их в дом, приобретя участок в самом заветном, самом дорогом месте пригорода. Деньги он вкладывал, похоже, по принципу – чем больше, тем лучше. Дубовые ступени, мраморный камин, гранитные подоконники, гараж, выложенный итальянской плиткой, которая спокойно могла принять на себя гусеницы мощного танка, сауна и бассейн, уже выложенный испанской голубоватой плиткой с переливами, круглая башня с винтовой лестницей, комнаты, расположенные не только на этажах, но и по странному капризу архитектора – как бы в междуэтажных пространствах...

      – Крутовато, – бормотал время от времени Пафнутьев. – Крутовато, – повторял он, столкнувшись еще с какой-либо особенностью этого громадного, но достаточно бестолкового сооружения. – И сколько же земли при этом домике?

      – Сорок соток, – ответил Вохмянин.

      – Ничего. Терпеть можно. А это... Люди?

      – Что люди? – не понял телохранитель.

      – Сколько людей предполагалось сюда поместить?

      – Костя не любил об этом говорить.

      – Костя – это кто?

      – Объячев.

      – Он был для вас просто Костя?

      – Да, – помолчав, ответил Вохмянин. – Чаще всего именно так – Костя. При чужих людях я его называл по имени-отчеству,