Стальной лабиринт. Александр Зорич

слепых пенсионеров на блокпосту? Так, пожалуй, не бывает даже в клонских агитках для демов.

      Но и любое промедление здесь, у въезда на автостраду, смерти подобно. Клоны, конечно, уже увидели их в ноктовизоры. Увидели и начали кумекать: а что это еще за ночные гости, про которых никто не предупреждал?

      Растов немедленно вызвал Сечина, сидевшего на месте стрелка-оператора ПТ-50, рядом с непревзойденным Николаевским:

      – Витя, этот блокпост надо ликвидировать. Чтобы клоны не успели связаться с начальством, бить их следует без лирики: в упор и наверняка. По возможности стрелковым оружием в режиме бесшумной стрельбы. А если в окрестностях еще кто-то замаячит, тоже не церемоньтесь… Вариантов у нас нет.

      – Тебя понял. Без лирики – значит, без лирики. – По голосу Сечина Растов догадался: его бывший товарищ по рингу не в восторге от того, что ему, такому смекалистому и башковитому любимцу начальства, поручили грязную мясницкую работу. Ему, аристократу радиоэфира!

      Когда ПТ-50 ушел вперед по трассе метров на двести, Растов бросил в рацию, адресуясь водителю транспортера, на который был погружен его родной Т-10:

      – Сержант Руссильон! Давайте тихонечко по бетону за головным танком…

      Негромко урча на малых оборотах, транспортеры один за другим выбрались на автостраду и тоже покатили на север.

      Последними грунтовку покинули два настоящих конкордианских грузовика. Хотя танковая дивизия полковника Святцева и не одержала в боях минувшей недели громких побед (а как их одержишь, победы эти, когда у врага такое численное превосходство?), однако кое-какими штучными трофеями орлы-разведчики разжиться успели.

      Грузовики были нужны для эвакуации освобожденных пленных – тех, что томились сейчас на шелковой фабрике. Ну а в колонне фальшивой ракетной батареи они играли роль штатных передвижных мастерских.

      Сечин не стал злоупотреблять своим блестящим знанием языка фарси. Да судьба и не соблазняла его к этому…

      В стороне блокпоста Растов увидел несколько тусклых вспышек. Затем чуткая внешняя акустика танка передала на наушники будничное тарахтение пулеметных очередей и похоронный звон рикошетов. И не успел капитан потребовать от Сечина доклад, как осипший от крайнего волнения голос его товарища произнес:

      – Приказ выполнен. Но…

      – Что «но»?

      – Я… ранен в живот… Больно – трындец…

      – Серьезно, что ли? – переспросил Растов, хотя было понятно, что шутить с такими темами Сечин не станет. – Обезболивающее срочно коли.

      – Уже.

      – Пусть Николаевский едет дальше. А ты жди на обочине. Грузовик подберет.

      В замыкающем грузовике ехал фельдшер Лучко. Он, как справедливо рассудил Растов, был сейчас единственным человеком, способным оказать Сечину адекватную помощь: остановить кровотечение, перевязать и тэ пэ.

      Чтобы как-то поддержать товарища, Растов продолжил говорить:

      – Постарайся не упасть в обморок. Думай о хорошем, о боксе. Хотя я понимаю, что это звучит как-то… по-дурацки.

      – В