Мужчины о счастье. Современные рассказы о любви. Дмитрий Емец

Заседание состоится в пятницу в восемнадцать часов. У нас хорошая культурная программа – сначала поэтессы будут читать свои стихи, известный во всём городе бард Борис Манушкин исполнит свои песни под гитару… потом чаю попьём.

      – Чаю? А покрепче что бывает у вас?

      – Ах, мужчины, мужчины… – Подрясникова с укоризной посмотрела на Рому и покачала головой. – Это ж – поэтический вечер! Как вы этого не понимаете?

      Тут укоризна растаяла в глазах Подрясниковой, и она добавила:

      – Бывает что и покрепче. Только в меру, конечно.

      Вполне возможно, что Рома отправился бы в пятницу на росинку, но не довелось. В этот день в каморку к нему пришли Васюкин и Прибылов.

      Не успели допить и первую, как Васюкин стал канючить, чтобы Рома взял его в Норвегию в свой замок садовником, а только начали вторую, тут уж и Прибылов запросился в замок «хоть конюхом, хоть кем».

      Неизвестно, до чего бы они договорились, если б не явилась комендантша Прончакова и не выдворила и «садовника», и «конюха».

      Вообще Елена Николаевна без церемоний теперь изгоняла из каморки Ромы всяких желающих выпить и закусить не с кем-нибудь, а с самим владельцем норвежского замка. Таковых желающих не убавлялось, хотя очень скоро выяснилось, что в наследство Роме достался не совсем даже и замок в обычном его понимании. Не было в нём ни башен с бойницами, ни зубчатых стен, ни полагающегося рва вокруг. Судя по фотографии, добытой Прончаковой, уместнее его было бы назвать просто большим каменным домом на лужайке. Но коль уж с самого начала речь пошла о замке, то этот дом все продолжали называть не иначе как замком.

      – Ты посмотри на себя, – однажды сказала Прончакова. – Нормальный мужчина, в Норвегию скоро за наследством поедешь. У тебя же там замок! А в чём ты ходишь, тебе самому-то не стыдно?

      Чеканов пошёл в магазин и приобрёл недорогую, но внешне весьма приличную зимнюю куртку, даже с оторочкой песцом на капюшоне.

      – Ну, вот теперь ты выглядишь как человек, – сказала Прончакова, и так и эдак разворачивая Рому. – Вот теперь ты молодец!

      Прончакова помогала Роме в бумажных хлопотах. Их было немало, а он не понимал в них ни бельмеса. Словом, она взяла Рому под свою опеку.

      Да, все окружавшие Чеканова люди изменили к нему своё отношение. Но удивительнее всего, что главные перемены происходили в нём самом. Словно жизнь отхлынула от него, как море от берега во время отлива, и он теперь видел то, чего прежде не замечал. А прошлые события своей жизни, которыми ещё недавно он мог похвастаться перед каким-нибудь собутыльником, теперь казались ему никчёмными и неприятными, как заржавевшая жесть консервных банок, застрявшая в ветках коряги после ухода воды.

      Как-то он увидел на улице высоченную девицу, которая шла ему навстречу и говорила по телефону. Девица была ярко накрашена, модно одета, надменна – раньше Рома не стал бы такую разглядывать: что толку – всё равно к ней не сунешься. Но теперь он смотрел на неё и как-то понимал, что