Свидание под дождем. Татьяна Тронина

из детских сказок – дивный, изысканно-женственный, фантастический, не имеющий никакого отношения к реальности. Все прочие особы женского пола, что ходили вокруг, казались теперь Глебу тетками. Старыми или молодыми, но – просто тетками.

      Неужели правда – те книги с иллюстрациями замечательных художников, что мальчик брал из детской библиотеки когда-то, столь сильно повлияли на его психику? Наверное, художники, невинные и талантливые оформители детских книжек, и подозревать не могли, что их творения повлияют на сексуальные предпочтения одного мальчика…

      Наступила уже глубокая ночь, когда Зоя и Глеб оказались у него дома. Вернее, в его съемной квартире в Строгино. На очень хорошей съемной квартире, в доме улучшенной планировки, с прекрасным видом из окон…

      – Как у тебя всегда уютно. И пахнет приятно, – пробормотала Зоя, скинув туфли в прихожей, босиком прошла через темную комнату, к окну. – Ты сам тут наводишь порядок?

      Глеб проследовал за ней, не включив света. А зачем? Почти светло от фонарей, горящих снаружи. Обнял девушку, прижал к себе изо всех сил, в который раз удивляясь, какая Зоя тоненькая и хрупкая. На вопрос Глеб не ответил. Потому что порядок в квартире наводил он. Но вроде как неудобно открыто признаваться в этом – да, это он тут ходит со шваброй, он протирает пыль, он аккуратно передвигает мебель… Несолидно. Мелко. Занудно. Наврать о приходящей домработнице? Нет, надо иметь хорошую память, чтобы врать вот так, постоянно…

      – Ты бы хотел, чтобы это была твоя квартира? – опять вдруг спросила девушка, позволяя Глебу целовать себя в шею.

      – Она и так моя.

      – Да где ж там… Съемная же. А ты хотел бы свою?

      – У меня будет своя собственная квартира. В Москве. Надеюсь, скоро. Если мой проект пойдет… а он пойдет, обязательно, то я… Допустим, билет на мою выставку будет стоить рублей триста. Нет, пятьсот, семьсот или еще дороже. А в день тысяча посетителей… Это какая сумма набежит?

      – Сколько будет стоить билет?! Ты с ума сошел.

      – Ты не понимаешь. – Глеб развернул Зою к себе, принялся расстегивать на ней рубашку. – Москвичи повалили на выставки. Живопись в большой моде. Люди готовы, понимаешь, готовы платить такие деньги за билеты.

      – Бред. Почти как в мой театр билеты стоят. Это же не сравнить… Балетные учатся всю жизнь танцу, совершенствуются, тренируются, постоянные репетиции… А ты? Живопись… Снял видеролик, навесил экранов – и пожалуйста, руби бабло…

      Она еще бормотала что-то, злилась, но Глеб уж почти не слушал Зою. Она всегда ворчала, он привык. Даже больше того – находил в ее язвительности какую-то особую прелесть, неординарность тоже.

      В полутьме, путаясь в застежках и пуговицах, все же ухитрился ее раздеть. Одним движением распахнул окно. Подхватил Зою на руки, посадил на широкий подоконник.

      Она вдруг встревожилась:

      – Псих, я же упаду…

      – Доверься мне. Я держу тебя.

      – Нет, ты точно псих, – сквозь зубы, недовольно произнесла Зоя. Но тем не менее откинулась