Мужчины и женщины существуют. Григорий Каковкин

кто?

      – Светлана Кулакова.

      – Кажется, слышала такую фамилию. Но ты-то Вольнов.

      – Когда я с ней познакомился, она была начинающая спортсменка, молодежные игры выиграла, считалось это большое достижение. Она думала, что имя уже есть, ее знают. Поженились и решили не менять фамилии.

      – И что потом?

      – Ничего, сейчас в Словакии…

      – …а ты со мной. Почему?

      – Тебе это интересно? – спросил Вольнов.

      – А почему нет?

      – Пожалуйста: сначала я преуспевающий спортивный журналист, она – молодая лыжница, призер, вот-вот войдет в сборную. Общие интересы. Дома – кто кого на каком кругу обставил, мазь, крепления, диеты, тренеры, стратегия гонки, интриги, спорткомитет, премиальные… От турнира к турниру, каждый день. Ее победы – мои. А потом – раз, из сборной выкинули, результаты не пошли. Тренер свою жену стал тянуть. И говорить не о чем. На кухне сидим, вилки бьются о тарелки – финиш.

      – Но сейчас она…

      – Сейчас она – да! Все снова в порядке. У лыжниц втрое дыхание открывается после родов. Родят и еще могут бегать чуть ли не до пятидесяти.

      – Ну…

      – Вот и родили Ванечку. Для лыж. Специально. Отдала его теще, а сама бегает. Заедет, отдохнет, очередную пару на стенку повесим, навестим ребенка и снова километры накручивать. Интересно?

      – Очень.

      – А мне нет.

      – Ты ее любишь?

      – Сегодня – только тебя.

      – А завтра?

      – Завтра, пожалуй, тоже тебя…

      – Иди ко мне, мальчик… Тебя пожалеть?

      – Как хочешь.

      Долго стояли под душем, как бы промокая в этом разговоре о себе, а затем Вольнов неожиданно спросил:

      – Тебе в библиотеке не скучно?

      – Мне нет. Я работала в сборочном цеху и была беременна. У меня живот был… Меня перевели в библиотеку. На время. А оказалось, навсегда. И там началась жизнь. Была одна женщина. Вернее две. Две женщины. Одна еврейка ярко выраженная, другая… просто Юля Смирнова. Ты меня гладишь, я не могу сосредоточиться.

      – Что хочешь сказать?

      – Они мне помогли. Все мне рассказали. Не дали пропасть. Тебе это интересно?

      – Интересно.

      – А мне теперь почему-то не очень.

      – Всегда получается как-то странно: нам, русским, помогают евреи. Они как-то присматривают за нами, что ли, чтобы мы ничего не натворили. У меня тоже была одна еврейская женщина в десятом классе, она была старше меня лет на семь, тогда это казалось много… – Вольнов на секунду задумался, что-то вспоминая. – В общем, она такая была… хотя роман был всего месяца два-три не больше… Тебе это интересно?

      – Кажется, не очень. Я не люблю эту тему. У тебя такое душистое мыло!

      – Мыло – отличное, оно из Израиля, кстати.

      И оба улыбнулись, каждый своей еврейской истории в жизни.

      15

      Теперь день начинался с того, что в библиотеке Тулупова сразу после включения общего света отдергивала штору