Шустрый. Рождение воина. Алексей Трефилов

что дальше ссылать уже некуда. Остается: Заречье, Загорье и Поморье. От названий этих трех крепостей волосы на голове дыбом встают. Это я тебе как бывший пехотинец из девятого легиона говорю.

      – А смысл? Не проще повесить?

      – Не буду говорить, что в остальных крепостях добывают, но в Заречье регулярно устраивают рейды за лаурином.

      – Что это?

      – Лекарство, целебная древесина.

      – От чего помогает? От старости или от глупости?

      – Нет, от геморроя.

      – Вот теперь-то я точно понял, что ты дурака валяешь. Нашел свободные уши и присел на них. Байки, больше похожей на правду, придумать не мог? – Разговор мне перестал нравиться.

      – Слушай, молодой, ты никогда не думал, что не всегда таким будешь? Почему, по-твоему, люди эту болячку в разговорах постоянно поминают? «Геморройно это» или «сплошной геморрой». Ты эти слова на улице часто слышал?

      – Приходилось.

      – Молодежь эти слова употребляет даже не задумываясь, как старшее поколение от него страдает. Не дай бог им заболеть – от боли выть будешь. Ствол лаурина в столице по своему весу в серебре идет. Процедуру лечения рассказать?

      – Не надо. – Я содрогнулся, представив, что с этим самым лаурином делают и куда пихают.

      – Еще там благовонное дерево добывают. Поставил шкатулочку на стол – и у тебя целый год в комнате цветами пахнет. Поэтому штрафников и иностранных наемников для такого дела не жалко. Ты хоть представляешь, на что подписался?

      – Нет, хотя если ты правду говоришь, то бежать мне надо.

      – Ты судью за дурака держишь? Думаешь, чего это он тебя от кражи отмазал, но на свободу не отпустил? Завтра в общий ряд кандальников – и вперед! Тем более что ты контракт засветил. Когда нужно, судья закон на первое место ставит. Обычно такие, как ты, иностранные наемники едут, пока про Заречье правды не услышат. Разворачиваются – и бежать. Если не успевают до срока покинуть империю, их ловят и все равно за дезертирство туда отправляют, но уже простыми легионерами. И вообще пора в камеру, скоро начальство придет на вечернюю поверку, и не вздумай что-нибудь выкинуть, под стол сначала загляни.

      Я нагнулся и увидел, что в живот мне смотрит маленький арбалет.

      – Если выживешь в течение полугода, приходи ко мне или найди старшего пятерки стражников, насчет баронства я не шутил. Почитаешь бумаги – поймешь. Двигай к камере, я за тобой. Повторяю: даже и не думай!

      Я молчком поднялся и направился по коридору, тюремщик захлопнул за мной дверь. Лязгнул засов. Я без сил свалился на сено: «Интересно, во вселенной есть место, где люди живут нормально? Одна несправедливость кругом, куда ни посмотри!»

      С утречка меня выпихнули в тюремный двор и вернули вещички, даже гнутого медяка не забрали. Как же можно своего будущего барона грабить? Бить древком копья в порядке вещей, в камеру сажать тоже, а красть у меня нельзя! Сплошное благородство и всеобъемлющее благоденствие! Я просто умилился. Мое восхищение достигло апогея, когда меня к общей цепи приковали. Таким, каким был: с оружием